— А протокол? — спросил Панин.
— На столе. Понятые уже подписали. Теперь Владимир Алексеевич приложит ручку, а мы отправимся в путь.
— Да, да, мы бумаги подписали,— подтвердила Матильда Викторовна.— Первый раз вижу, чтоб мужчина так быстро печатал на машинке.
— Да, как пулемет,— сказал Утешев. Это были первые слова, которые он произнес за все время.
— Машинку где взяли? — удивленно спросил капитан.
— С любезного разрешения товарища Бабкина,— улыбнулся младший лейтенант,— в его доме.
— Да, да, пожалуйста! — согласно кивнул хозяин.— Она в комнате на маленьком столике.
Панин понял, что никакого разрешения Никитин не спрашивал. Сердито посмотрев на младшего лейтенанта, он вошел в дом, внимательно перечитал протокол, приготовившись внести свои поправки, но все было составлено безукоризненно. Даже запятой не пришлось поправить. Он подписал своей размашистой малопонятной подписью и дал Бабкину. Тот подписал, как показалось Панину, не читая.
— Вы бы хоть пробежали, Владимир Алексеевич,— недовольно сказал капитан.
— Я читаю с листа,— гордо ответил Бабкин.
Панин поблагодарил понятых.
— Желаю удачи,— приветливо улыбнулась Матильда Викторовна, а Утешев молча поклонился.
Садясь в машину, капитан спросил Бабкина:
— Прозвище Сурик вам ни о чем не говорит?
— Н-н-ет. У меня, правда, есть знакомый, Федор Суриков, но его даже в детстве Суриком не звали.
— Вы не звали, а у других, может быть, он проходил под кличкой Сурик?
— Нет! Он всегда был такой серьезный, даже в школе, что никакие клички к нему не приставали.
— А где он сейчас?
— Вы, наверное, его знаете! Федор Степанович Суриков, помощник прокурора города.
Никитин рассмеялся:
— Федот, да не тот!
— А почему вы спросили? — полюбопытствовал Бабкин.
— Да так, всякие аллюзии! А ваш брат никогда не говорил, что ему угрожали рэкетиры?
Владимир Алексеевич изобразил на лице такую удивленную гримасу, что Панин засмеялся и тронул машину с места.
— Пожиже, братец, пожиже,— усмехнулся младший лейтенант.
Капитан понял, что Никитин сравнивает Бабкина с Леонидом Орешниковым.
— Ты хоть раз слышал, как он поет?
— Он поет как все. А Леонид — суперзвезда. На него только посмотришь — уже хочется что-нибудь такое клевое отчебучить! — Никитин выразительно потряс кулаком. Кулак у него был внушительных размеров.
— Ты, Женя, уж не поклонник ли тяжелого рока? — спросил капитан.
— Нет, Александр Сергеевич. Я фанат Леонида Орешникова.
В Репино мимо зеленого дома отделения милиции Панин проехал, не снижая скорости.
— Э-э, капитан! Мы так не договаривались! — закричал Никитин.— Меня обиженные и обобранные ждут!