Вапнярский даже зубами заскрежетал. Я глядел на него сочувственно, я верил ему. А через несколько дней мы случайно заговорили на эту же тему с Петром Стахом. Я осторожно выспросил у него о той москальке. Петро вначале ничего не понял, а когда я ему все рассказал, он так расхохотался, что я больше и не видел, чтобы он когда-нибудь так смеялся.
— Москалька!.. — давясь от смеха, едва не катался по земле Стах. — Ну и фантазер пан куренной! Да мы и в глаза-то такой не видели! Это он на той шлендре подхватил, мадьярке-певичке. С кем только она не таскалась — и с немцами, и с поляками, и с нашими. Он пробыл с ней целую неделю; тогда же и обнаружил, что подцепил болячку. Она клялась, что не знала об этом, я сам ее допрашивал, — с кем была до нашего куренного, пристрелить хотел гада. Так она как начала перечислять мне всех, кого за последние дни осчастливила, — у меня и патронов бы на них не хватило, ниточка вилась чуть ли не до самого Гиммлера, который приезжал в эти места…
Так я узнал, что этот крупный недюжинный человек, — во всяком случае, тогда для меня он был именно таким, — иногда может врать по мелочам. И от этого мне стало как-то не по себе…
Иногда я беру с собой Жунь Юнь в Гай-парк, — в те дни, когда Джулия занята; обычно она покупает овощи, ходит с небольшой тележкой по недорогим лавчонкам зеленщиков на Санта-Клер, бойко торгуется. Со стороны может показаться, что клиентка и хозяин лавки ругаются, а это у них, у итальянцев, такой тон. Скупившись, Джулия не спешит домой, у нее в итальянском квартале чуть ли не в каждой лавчонке земляки и близкие знакомые, а Санта-Клер улица длинная, пока всех обойдет да выслушает все новости и местные сплетни, которых в итальянской общине столько, сколько и самих семей, — домой возвращается вечером, наароматизированная апельсиновым соком и кофе — угощениями щедрых сородичей. Я снисходительно отношусь к таким вояжам Джулии, никогда не обижаюсь из-за ее долгого отсутствия, и когда в очередной раз она, вынимая из чулана свою тележку для овощей, говорит, что на часок отлучится, я уже готовлю себя к тому, что мне быть придется с внучкой добрых полдня. Ни писать, ни малевать я с Юнь не могу, читать с ней тоже трудно. Не смотреть же мне телевизор, — это Джулия может сидеть перед экраном с утра до вечера; Юнь в этом отношении не далеко ушла от своей бабушки, я же не даю долго смотреть телевизор — для детей это вредно. Поэтому обычно куда-нибудь с ней ухожу, конечно, если хорошая погода и внучка здорова. А в этот день подвернулась деловая встреча, если можно так сказать, — позвонил приятель и сообщил, что из Австралии приехали два моих земляка-волынянина, интересуются мемуарами и картинами о нашей родине. Всех, кто имеет к этому хоть какое-нибудь отношение, они просят явиться в Гай-парк, встречу назначено в кафе или рядом с ним у столиков; прийти желательно не позже десяти утра. Это время меня устраивало; я накормил Юнь, захватил с собой сумку с пакетиками сока и бумажными пеленками, посадил внучку в коляску, и мы поехали по малолюдным тротуарам. От нас до парка полчаса ходьбы.