Его напарник – лейтенант – время не терял, усердно все переворачивал в комнате вверх дном. На полу уже валялась постель. Офицер топтался по чистым простыням сапогами. С грохотом на пол летели книги и статуэтки из шкафа. Лейтенант, словно разбушевавшийся и вырвавшийся из загона боров, рвал бумаги и бросал их под ноги. Глядя на его лицо, можно было подумать, что он испытывает истинное наслаждение. Клюфт покосился на старлея и требовательным тоном спросил:
– Я что-то не пойму, в чем меня обвиняют?! И что ищет лейтенант в моей комнате?!
Энкавэдэшник ухмыльнулся. Достал из кармана шинели портсигар из желтого металла. Щелкнул крышкой и постучал папиросой столу.
– Гражданин Клюфт, я еще раз вас спрашиваю, вы будете сотрудничать с органами НКВД и выдадите нам запрещенную литературу, книги подрывного характера и оружие? Если да, сделайте заявление, и оно будет записано в протокол. Если нет, это усугубит вашу вину на следствии.
Клюфт сжал кулаки. Он пристально смотрел в глаза этого обнаглевшего чекиста. Злость толкала Павла к старлею. Клюфту хотелось засветить кулаком в глаз этому самовлюбленному и наглому человеку. Этому нахалу, привыкшему к безнаказанности, к беспомощности людей, которых он наверняка вот так же, как Клюфта, не раз арестовывал под утро. Но Павел сдержался. Он понял – офицер его провоцирует. Он заставляет сорваться и сделать глупость, которая позже станет роковой.
– Гражданин Клюфт, вот ваши соседи. Они вам желают только добра. Я бы посоветовал вам не тянуть. Отдайте нам оружие.
Павел тяжело вздохнул. Посмотрев на Скворцовых, он улыбнулся:
– Вы, наверное, что-то путаете. Вы и так ошиблись, пришли в мой дом по ошибке. А насчет оружия… так вообще бред какой-то. Нет, у меня и не было никакого оружия. И мне нечего вам выдавать!
Старлей пыхнул папиросой и пожал плечами:
– Хорошо. Мое дело спросить. Литературу выдайте. Мы не будем тут все обыскивать, – энкавэдэшник кивнул на напарника.
Лейтенант рылся в бумагах, которые нашел в ящиках письменного стола. Офицер вчитывался в строчки и разочарованно рвал листы пополам.
– Вы рвете мои личные письма. Я требую прекратить это! – с ненавистью в голосе произнес Павел.
Но тон на старлея не подействовал. Напротив, энкавэдэшник, довольный раздражением Клюфта, весело сказал:
– А вот требовать вы теперь уже ничего не можете. Кстати, одевайтесь. Одевайтесь. Не пойдете же вы по снегу босиком? И можете взять с собой чистое белье. Но прежде я должен его осмотреть.
Клюфт тяжело вздохнул:
– Я еще раз повторю свой вопрос: в чем меня обвиняют?