Я набираю номер. Как ни странно, он свободен.
— Вера, здравствуйте.
Мне кажется, что мы теперь с ней связаны как-то — по-другому.
— Алешенька, здравствуйте. Я боялась, что не найду вас уже. Мама так волновалась, она думала, что вы у меня…
Оказывается, папа ее близкого друга — известный режиссер. И завтра будет премьера его самого-самого фильма по запрещенному роману «Ревность». Меня будут ждать у входа Дома кино, если я приду. Она описывает внешность близкого друга.
— Вы будете один или вдвоем?
— Я не знаю еще, возможно с другом, у него завтра день рождения. Вам спасибо за заботу.
— Что вы, что вы, вас надо развлекать, в этом городе вечерами можно сойти с ума.
— Не могу с вами не согласиться!
Мы прощаемся.
— Мама, обязательно нужно растрезвонить всему городу?!
— Я волновалась, не знала, куда звонить. Ты — черствый сын.
Я беру в рот подушечку-резинку и стискиваю зубы. Я исчезаю, пока не началось.
— Надеюсь, сегодня ты вернешься домой ночевать! — слышу вдогонку — на всю губернию.
На улице я чуть не впадаю в истерику: полчаса не могу поймать машину, опаздывая на встречу. Это единственный город в мире, где не хотят заниматься извозом. Наконец, оценивая мой костюм, один соглашается — за две пачки американских сигарет. Что соответствует примерно пятикратной плате.
На встречу я успеваю, подгоняя «извозчика». Панически ненавижу опаздывать. Зам. редактора по прозе, которая уже полгода мусолила мой рассказ «Болезнь куклы», присланный еще из Нью-Йорка, знакомит меня с главным редактором. Он небольшого роста, по-европейски одет и на редкость стройного телосложения для здешних мест. Она почтительно закрывает дверь, и мы остаемся одни.
— Михаил Малинов. — Он резво жмет мне руку.
— Алексей Сирин, — отвечаю я на рукопожатие.
— Я много слышал о вас от Тамары Романовны. Честно скажу, рассказ ваш мне понравился. Прочный, твердый, реалистичный. Я бы его с удовольствием опубликовал! Но тогда все эти Аданьевы, Баклажановы и Вознесельские загрызут меня, что я их прозу не публикую в журнале.
— Что же публикуете тогда?
— Только детективы и приключения. Это мой дамасский щит. Я им всем так и говорю. Понимаете, Алексей, у меня журнал выходит тиражом в два с половиной миллиона. На Западе, наверно, о таких тиражах и не слышали. Журнал выходит двенадцать раз в год, и я знаю, что хочет читатель. Хочет он одного — детективов.
— Какая тоска, — невольно вырвалось у меня.
— Согласен. Я их сам читаю с зевотой. Только потому, что нужно отбирать в номер. Я бы с большим удовольствием публиковал прозу Набокова или Сирина. Но не могу себе этого позволить. У меня ведущий по тиражу и популярности в Империи журнал, и я не могу потерять читателей, начав публиковать хорошую прозу.