Лети с ними. Что с тебя взять. Там ты свой среди своих.
Он намертво увяз в грязевой топи под заводом.
Крылья в грязи и тине, никак не взлететь снова. Где-то в небе кружатся птицы, и до болотистой земли, местами покрытой льдом и снегом, доносятся их крики. Ворон жалобно кричит в ответ, хлопает мокрыми крыльями, на которые налипло что-то вязкое и дурно пахнущее, какое-то масло, бензин. Лапки путаются в мусоре, который оказался в той же трясине под сточной трубой. Никого нет рядом, никто за тобой сюда не придет. Да и с чего бы им спускаться? Ведь это они тебя так легко сами спустили с небес на землю.
Перья намертво слиплись от грязи, в голове кружится, и ты не можешь даже выползти на землю, но упорно продолжаешь барахтаться, оглашая окрестность жалобными криками. Тут очень холодно, «вода» — скорее вязкое дерьмо, застывшее на морозе, и ты быстрее замерзнешь или потонешь тут. Ты уже начал идти ко дну, всё глубже увязая в трясине. Скоро ты сдашься и позволишь себе заснуть, захлебнуться в грязи.
Тебе снится небо, да?.. Солнце, тепло. Ты же не доживешь до лета, дурачок. В этом есть и твоя вина. Тебе казалось, ты научился выживать. Прибиваться к тем, кто сильнее, питаться объедками с их пиршества, дремать под их крылом, когда подпускают. Но так и не научился быть своим среди них, быть им равным… быть сильнее них. Это закон стаи, малыш. Слабых будут защищать только от чужих, но не от своих.
Мы похожи, малыш. Мы оба оказались слабыми в своей стае любителей падали.
Тихо. Тихо, я помогу тебе выбраться. Не дергайся, не съем. Тебя опять тащат из трясины как плюшевую игрушку в зубах, правда, чуть не прокусив крыло, но ты и не возражаешь. Ещё бы: сам ты не выживешь. Осторожно и аккуратно вылизывают, помогают вычистить перья от налипшей грязи. Позволяют зарыться в мех, снова устроившись в нём, как в гнезде. Согревают, делясь последним теплом от начавшего замерзать тела.
Она знает: когда твое крыло заживет, когда ты сможешь летать, ты снова улетишь к ним. Она всё хорошо понимает, но всё равно тебе помогает.
Снова и снова. Скорее по привычке, будто до сих пор считая тебя своей любимой игрушкой.
Почувствовав силу в крыльях, ворона брыкается, оцарапывая когтями морду и десны, вырываясь из осторожного «прикуса». Взлетает в небо, снова — в который уже раз? — присоединяясь к крылатым собратьям. Волчица лишь кидает унылый взгляд в небеса и, тихо скуля, уходит куда-то прочь, понуро опустив голову.
С высоты видно второй волчий силуэт внизу, дожидающийся её неподалеку у горячих труб. При приближении она устало утыкается ему в шею.