— Написал. А что такое обер-прокурор синода? — спросил Сережа.
— Аллах его знает. Я читал, что был такой чин.
— Нет, так опасно. Раскроют ложь — да на виселицу.
— Не раскроют. Здесь же полицию возглавляют такие дурни... Не догадаются проверить... Откуда им знать, кто был обер-прокурором синода? А звучит это солидно. Если же попадешься, скажешь, что тебе родственники налгали, а ты и поверил. Давай чеши дальше, не оглядывайся... Что мы еще об этом дядьке скажем? После Октябрьской революции сбежал за границу с товарищем министра финансов, доходили известия о том, что проживал до последнего момента в Париже. Пусть поищут его там, если не поверят. А теперь давай возьмемся за второго дядю...
Потеребив свой черный курчавый чуб, Славка снова глянул на Сережу — глаза его весело засветились.
— «Второй дядя, Николай Васильевич Карташев, был расстрелян советской властью за принадлежность к немецкой разведке вместе с немецким офицером...» Ну, каким там офицером? Давай придумывай, наконец! Что я — должен сам всю твою биографию сочинять?
— Шульцем, — подсказал Сережа самую популярную немецкую фамилию.
— Пусть Шульцем, лихо с ним, пиши дальше: «...Шульцем в городе Ленинграде в тысяча девятьсот двадцать девятом году».
С двумя дядями было покончено. Славка вздохнул с облегчением. Потом продолжал диктовать:
— «После Октябрьской революции моя мать работала счетоводом на Юго-Восточной железной дороге в Воронеже, отец — ветеринарным врачом.
Я с тысяча девятьсот двадцать девятого года учился в средней школе номер шестьдесят в городе Воронеже, которую окончил. В тысяча девятьсот тридцать девятом году призывался в армию, но был зачислен в запас. С тысяча девятьсот сорокового года работал в качестве учителя начальных классов средней школы номер три в городе Ломже...»
— Но это могут проверить. Тогда узнают, что я был комсоргом.
— Я уверен, не будут проверять. Подумаешь, важная персона — агент шуцполиции. Таких чинов, как ты, у них найдется среди бывших уголовников немало. Разве они будут проверять каждого бандита и вора? Нет, они поверят на слово! А для благонадежности напиши еще: «В жидовско-комиссарских холуях не числился...»
— Нет, я такую мерзость писать не буду! — решительно запротестовал Сережа. — Мне противно писать так.
— Ничего, пристраивайся к их терминологии. Тебе нужно хорошо овладеть ею, чтоб не выдать себя. Побольше таких мерзких слов — больше верить будут. Пиши...
Сережа крепко стиснул зубы, так, что на висках выступили желваки, но написал. И добавил в конце: «Имею родственников в Германии, которые носят фамилию фон Мантейфель и служат в немецкой армии».