Борьба непрерывно нарастала, принимала все новые и новые формы. Тесней становилась связь железнодорожников-подпольщиков с партизанским отрядом Василя Воронянского, где комиссаром был Макаренко. Словно челнок, сновал между отрядом и железнодорожным узлом партизанский связной Саша.
О нем нужно сказать особо.
...Сколько еле приметных партизанских тропинок, проложенных совсем детскими ногами, скрывали от вражеских глаз родные белорусские леса и дубравы, пущи и перелески! Сколько раз в жару прятались в их тени юные разведчики и связные! Какими манящими, желанными и любимыми были они, леса и пущи, для партизан и зимой, когда приходилось пробираться из оккупированного города!
Среди тех, кто горячо любил родные дубравы, пущи и перелески, был и юный партизанский связной Саша. Мне неизвестно, жив он теперь или нет. Может быть, работает где-нибудь на родной земле, которую заслонял тогда своей исхудалой грудью подростка, и только иногда, в свободное время, рассказывает теперь своим детям о боевых годах. А может, погиб в бою или в застенках СД? Ни фамилии его, ни откуда он родом никто из бывших подпольщиков не знает. Только осталось в их памяти имя Саша.
Был он невысокого роста, всегда подтянутый, ловкий. Перешитая, с чужого плеча шинель его была подпоясана широким военным ремнем, из-под сдвинутой немного набок буденовки светилось круглое личико с пытливыми, любопытными глазами. Вот таким он и остался в памяти подпольщиков — маленький храбрый солдат великой партизанской армии.
Всякий раз, когда нужно было привести из города новое пополение, Александр Макаренко посылал своего юного тезку и был уверен, что все обойдется хорошо. Саша знал адреса явочных квартир. Приходил в город, устраивался и ждал, пока подпольщики подготовят и соберут людей для отправки в лес. Обычно группа подбиралась небольшая — человек семь-десять надежных, хорошо проверенных рабочих. Всем им заготавливались документы, необходимые для выхода из города. Отправка приурочивалась к базарному дню. Тогда в общей толпе крестьян и выходили в лес железнодорожники.
Саша шел впереди. Маленький, до смешного серьезный, он и походкой своей хотел быть похожим на военного. Тайна, которую он должен сохранять, сложность обстановки, в которой он действовал, придавали романтическую окраску его детским чувствам, и порой он сам, видно, не мог разобрать, то ли он действительно воюет, то ли играет в большую, тяжелую и опасную игру. Взрослые подпольщики нередко видели, как ухарски задорно блестят его глаза, как хочется ему выкинуть по-мальчишески какую-нибудь штуку. Но сложная жизнь вынуждала держать себя в узде, и мальчик быстро гасил свой задор и опять становился по-взрослому серьезным и рассудительным.