Юноша с готовностью шагнул вперёд. Этот Гир стал слишком горожанином, но царского сына старые обычаи устраивают — молодец, так и надо!.. Он проверил лезвие на пальце… Но мальчик вдруг понял, — он слишком рад, что эту работу сделают за него.
— Нет. Я должен отрезать сам, — сказал он.
Скопийцы обрадовались, божились восторженно, а нож — тёплый, липкий, скользкий — вложили ему в руку. Он опустился на колени возле трупа, заставляя себя не закрывать глаза, и стал упорно кромсать позвоночник, покрывая себя кровавыми ошмётками, пока голова не откатилась в сторону. Схватив её за волосы — потому что не должно остаться ничего такого, о чём он мог бы потом вспомнить в самой глубине своей души, что испугался, — он поднялся на ноги.
— Принеси мою охотничью сумку, Гир.
Гир отвязал её от чепрака. Мальчик бросил голову внутрь и вытер об сумку ладони. Между пальцами кровь осталась, слипались. Ручей в полусотне шагов ниже, он вымоет руки по дороге домой. Он повернулся попрощаться с хозяевами.
— Подождите!.. — раздался чей-то крик. Несколько человек бежали к ним с какой-то ношей, размахивал руками. — Не отпускайте маленького господина! Здесь у нас ещё его трофей. Двое, смотрите, он двоих убил!
Мальчик нахмурился. Теперь ему хотелось домой. У него была только одна схватка. О чём это они?
Самый первый уже подбежал, тяжело дыша и отдуваясь.
— Это правда. Вот этот здесь, — он показал на обезглавленное тело, — это его второй. А первого он взял дротиком, броском, ещё до того как мы сошлись с ними. Я сам видел. Он так и рухнул, как боров заколотый. Еще чуть пошевелился — но раньше подох, чем женщины успели до него добраться. Возьми маленький господин. Будет что отцу показать.
Второй показал голову, держа её за чёрные волосы. Густая, лохматая борода закрывала обрезанную шею. Это была голова человека, в которого он метнул свой дротик, ещё до рукопашной. Да, было такое что перед ним мелькнуло это лицо; но он его забыл, оно выпало из памяти, словно никогда не существовало. Теперь, подвешенное за чуб, оно было нахально приподнято и ухмылялось закоченевшей улыбкой, обнажая зубы; кожа на нём была темна, а один глаз наполовину закрыт, зрачка не видно.
Мальчик посмотрел на это лицо, и живот ему свело холодом; подступила тошнота, ладони покрылись липким потом. Он сглотнул, чтобы побороть приступ рвоты.
— Я его не убивал.
Они стали наперебой уговаривать его, все трое разом, описывая тело, клянясь, что на нём не было других ран, предлагая отвести его и показать, стараясь всучить ему эту голову… Двое в самом первом бою!.. Он же внукам своим рассказывать будет!.. Они взывали к Гиру: маленький господин слишком устал, это неудивительно; но если он сейчас не возьмёт, оставит этот трофей, то потом жалеть будет, когда придёт в себя, пусть Гир возьмёт и сохранит для него…