— И куда же вы теперь их перегоняете? — любопытствовал шофер.
— Сейчас на север пойдем. Ладожское, Свирь, Онежское, Беломорский канал, Белое море.
— А оттуда?
— А оттуда вверх — по Северной Двине, Сухоне. На Волгу, в общем.
— Пассажирские будут?
— Да, экскурсионные... По маршруту «Москва — Астрахань» и обратно.
— Красота! — вздохнул почему-то шофер. И после молчания спросил: — Там, небось, лед еще, на Белом?
— Лед.
— Рисковое ваше дело, — подумав, заключил шофер.
Такси остановилось у моста. Еще в окошко машины Надя увидела белоснежный трехпалубный теплоход и вмиг поняла гордость Андрея. Да, это не чета ободранному колесничку с гордым именем «Буревестник», на котором Андрей перевозил людей и арбузы. Позади, чуть поодаль, стояли еще два точно таких же теплохода.
— Какой наш? — спросила Надя.
— Флагманский.
Оглядевшись, Надя прочла надпись на борту ближнего теплохода — «Машук».
Шофер, высадив пассажиров, не сразу включил газ. Он посмотрел вслед удаляющейся паре, подумал о женщине: «Ишь, фигуристая!» — и, высунув голову в открытое окошко, запоздало крикнул:
— Счастливого плавания!
Ночью Надю разбудили отрывистые команды в микрофон:
— На баке!
— Есть на баке!
— Вахтенные, встать у швартовых!
— Отдать швартовы!
Она узнала голос мужа, странно измененный микрофоном. Голос звучал близко, словно команды отдавались не с мостика, а здесь же, в каюте.
Спросонья она не поняла, в чем дело, и, лишь полежав с минуту с открытыми глазами, сообразила, что команды транслируются по радио.
Надя повернула регулятор. Радио было выключено, а команды звучали, как и прежде, близко и явственно. Должно быть, радист забыл выключить принудительную трансляцию.
Белесая ленинградская ночь мутнела за окном. Пора белых ночей еще не пришла сюда, было просто пасмурно и тихо в небе и на воде.
Надя снова легла, утонув головой в мягкой пуховой подушке, тоже немецкой, как и все на этом корабле. Она закрыла глаза и стала уже дремать, когда незнакомый мужской голос властно сказал:
— Аникин! Почему не выбираете якорь?
— Выбираем, выбираем! Заело что-то, не идет никак...
Ответ Андрея прозвучал виновато, как бы слегка заискивающе.
Очевидно, незнакомый голос принадлежал морскому капитану, командиру отряда Лучникову.
— Теряем время, Аникин, — жестко сказал тот же голос. — Всех на бак, выбирать якорь вручную!
— Есть всех на бак! — торопливо отозвался Андрей и вслед уже иным, капитанским тоном скомандовал: — Все на бак!
Надя поняла, что не уснет. Она встала, оделась, походила по каюте, привыкая к новому жилью. Трудно было даже сравнить капитанскую каюту на теплоходе, эти стены в коврах и зеркалах, с их каютой на «Буревестнике», где вместо белой, вделанной в кафель ванны был железный рукомойник, а единственным украшением — цветы, которые Надя ставила в вазочку на столе. Здесь же на стенах висели картины в позолоченных рамках и под стеклом — пейзажи Германии, на круглом столике, застеленном плюшевой скатертью, стоял немецкий фарфоровый чайник, а в металлическом кольце у двери был укреплен хрустальный графин. От полированных деревянных стен сладковато пахло лаком, и Надя подумала вдруг: «Как будто живешь внутри палехской шкатулки».