— Да, Рождество в кругу семьи очень этому способствует, — кивнул Блэк.
— Не сожрали?
— Как видишь, жив, — дернул он плечом, — но крику, конечно, было много. Все остались при своем мнении, ладно, хоть сошлись на том, что если я и хочу изменить что-то в этом мире, то буду действовать, как пристало наследнику древнейшего и благороднейшего рода Блэк, а не как подзаборная шпана.
— Тебе ваши темную не устроят? — серьезно спросил я.
— Пусть попробуют, — осклабился Блэк. — Люпин в драку не полезет, даже разнимать: он страшно боится кого-нибудь зацепить до крови, сам понимаешь. Петтигрю — тем более. А с Поттером я один на один совладаю.
Я подумал было сказать ему об экспериментальной оборотке, но решил, что пока еще рано.
— У тебя еще та отрава осталась? — спросил вдруг Блэк.
— Сколько угодно. А зачем?
— Хочу проверить, правда я выплыл из болота или все еще в нем барахтаюсь, — серьезно пояснил он.
— Завтра накапаю, с собой-то не ношу. Только не переборщи, мы еще экспериментируем.
«Главное, оно привыкания не вызывает», — вспомнил я слова Кэнди. Над этим мы трудились основательнее всего.
— Не переборщу. Мне именно что проверить, потому что эмоции эмоциями, но что там на самом деле… — он развел руками.
— А ты уверен, что это на самом деле? — коварно спросил я.
— Ага. Магглы пишут о такой штуке, как подсознание, — просветил Блэк, а я сделал серьезное лицо, памятуя о книжках Кэнди. — Оно есть, но проконтролировать, что там творится, просто так не выйдет. У магглов для этого всякие психоаналитики есть со своими техниками, а у нас разве что легилименция, но это не совсем то, что нужно. Думаешь, ты нормальный, а так вот глянешь, что у тебя в черепушке делается, аж жутко становится. Ты ж сам видел.
— Я бы предпочел забыть это, как страшный сон, — честно ответил я. Блэк, рассуждающий о психоанализе и подсознании, поразил меня до глубины души.
— Я тоже хотел бы этого, — кивнул он. — Но не могу. И, кстати, не должен. Потому как если забуду, могу опять влипнуть, ты ж меня знаешь.
Я признал довод логичным.
— И знаешь, что еще, вождь Орлиное перо, — сказал вдруг Блэк, наклонившись поближе. — Я впервые видел, как мама плачет. Ругается, обнимает меня, потом по физиономии мне дает, снова обнимает и плачет. А я стою, как собака загулявшая, которая наконец добралась до дома, и молчу. Понимаю только, что меня отпускает тут вот, внутри, что мне не надо никуда бежать… И что шалости закончились. Все, бывай.
Он развернулся и пошел прочь, видимо, сам не радовался таким откровениям. И тут до меня дошло.
— Эй, ты как меня назвал?!