Серое платье сыграло свою роль и в ту долгую, тревожную ночь, когда все они сидели и, затаив дыхание, ожидали, к лучшему или к худшему изменится состояние дорогой Эми. В полночь зашел доктор и снова ушел, чтобы вернуться на рассвете. Миссис Свифт сидела, суровая и бдительная, возле подушки больной, иногда поднимаясь, чтобы коснуться лба девочки, пощупать пульс или влить ей в рот ложку бульона или лекарства. Двери и окна были распахнуты, чтобы дать доступ в комнату свежему воздуху. В смежной комнате все было тихо. В углу за ширмой горела тусклая лампа, заправленная оливковым маслом. Миссис Эш лежала на диване, закрыв глаза и перенося напряжение ожидания в полном молчании. Брат сидел рядом с ней, держа в своей руке ее горячие руки, нервные движения которых были единственным, что говорило о вздымающихся в ее душе надежде и страхе. Рядом в большом кресле отдыхала Кейти; ее печальные глаза были устремлены на маленькую фигурку Эми, смутно различимую в полутьме; она следила за каждым звуком, доносившимся из комнаты больной.
Так они бодрствовали и ждали. Иногда Нед или Кейти тихонько поднимались, подходили на цыпочках к постели, а затем возвращались, чтобы шепотом сообщить миссис Эш, что Эми пошевелилась или что она, похоже, заснула. Это была одна из тех ночей, какие нечасто бывают в жизни, – ночей, которые люди никогда не забывают. Темнота кажется полной значения, тишина – смысла. Бог далеко. Он держит в правой руке утреннюю зарю, держит вместе с солнцем наших земных надежд – придет ли рассвет в горе или в радости? Мы не осмеливаемся спросить, мы можем только ждать.
Слабое дуновение ветра и чуть забрезживший свет заставили Кейти очнуться от оцепенения и неясных мыслей. Она еще раз на цыпочках прошла в комнату Эми. Миссис Свифт предостерегающе прижала палец к губам: Эми спит, показала она жестом. Кейти шепотом передала это известие неподвижной фигуре на диване, а затем бесшумно вышла из комнаты. Огромная гостиница крепко спала, ни один звук не нарушал глубокую тишину темных коридоров. Желание вдохнуть свежего воздуха привело ее на крышу.
Рассвет только что слабо окрасил восток – глубокая таинственная синева, обычная для неба Италии, была заметна даже в этот ранний час. Дул свежий трамонтана[123], и Кейти поспешила закутаться в шаль.
Вдали над туманной Кампаньей вздымались Альбанские горы, а за ними еще более высокие Сабины и Соракта, ясно вырисовывающаяся на фоне неба, словно волна, застывшая в тот миг, когда должна была разбиться о берег. Внизу лежал древний город, с его необычным слиянием старого и нового, с частицами прошлого, повсюду вкрапленными в настоящее, – или это настоящее набросило тонкий покров на богатое и величественное прошлое – кто скажет?