Он внимательно осмотрел полку с товарами, дешевенькими вазами и плюшевыми мишками, куклами и зажигалками — вечной ярмарочной мишурой. Потом поднял первое кольцо, прицелился и, послав его на вершину пирамиды даров, выиграл намеченный приз.
Не выказав изумления, шоумен вручил выигрыш.
— Вот, милостивый государь, извольте — лучший приз нашего заведения. Прекрасный подарок для леди. Настоящие опалы. Сапфиры. Настоящее сапфировое ожерелье на очаровательную шейку.
Он молча протянул ей ожерелье. Она также молча взяла; на ее лице отразились противоречивые чувства, гнев она загнала куда-то вглубь, и только широко раскрытые глаза выдавали затаенную боль. Хозяин балаганчика переключил свое внимание на новых искателей счастья, и на мгновение они остались одни. Он пытался заговорить. Но она опередила его, нервно крутя в руке низку голубых бус.
— Ты думаешь, что можешь купить меня, не так ли?
— Да нет!
— Недорого за неделю развлечений, да еще ни до свиданья, ни спасибо в конце!
Гневные слова растравляли его душу.
— Алли, выслушай меня, пожалуйста, выслушай! Я… я был уверен, что они вернутся только через неделю, не раньше.
— Ну, да — а что потом?
Выражение ее лица достойно было резца скульптора. Ему нечего было сказать. Но он все же сделал попытку.
— Алли, я люблю тебя. Я никого в жизни так не любил, как тебя.
Слова его были обращены к ее спине: Алли уходила прочь.
Брайтстоунский Городской зал, низкое кирпичное здание в центре города, сияло как маяк в ночи. Обычно унылый фасад сейчас светился тысячами лампочек, а огромное полотнище, протянутое через всю улицу, радушно зазывало: „Столетие Брайтстоуна — Торжественный бал — Добро пожаловать!“ Высоко в холодном предзимнем, исхлестанном ветрами небе висела луна и изливала на землю бледный свет. Роберт не мог представить себе, как он проживет ближайшие часы, не говоря уже об оставшейся жизни, без ее любви, без ее прикосновений, без близости ее тела, без нее.
Двигаясь как автомат, он прокладывал путь среди бурлящей толпы к главному входу, следуя за Клер и Джоан. Зал был уже полон: никому не хотелось пропустить событие, о котором говорили как о величайшем в истории Брайтстоуна. Роберт надеялся, что бал немного развлечет его. Потому что больше всего на свете он боялся сейчас остаться наедине со своими мыслями.
— Клер! Мама спрашивала о тебе — она там у стены, с Джорди и его женой. Роберт, а ты что стоишь как истукан? И ты, Джоан!
Бодрое приветствие Поля выдавало его возбуждение, а немалые усилия, явно потраченные на приведение в порядок своей внешности, свидетельствовали о тех больших надеждах, которые он возлагал на праздник. Клер оглядела его с головы до пят и явно осталась довольна.