— Тебе, Господи, ведомы сокровенные помыслы наших сердец… из смертной сени греха изведи нас, дабы нам жить…
Так этот молокосос считает, что вправе совать свой нос в дела шахты, лезть в проблему безопасности? Вмешиваться в политику профсоюзов? Ну и хорош! Нет, чтобы не подпускать к своим церковным делам этого своего шурина. Ну, тут мы еще посмотрим, полный мстительных чувств подумал он. А ваша песенка, преподобный, спета. Теперь-то я знаю, какого вы поля ягода. Ладно, ладно, утешал он себя, стараясь вернуть прежнее скорбное выражение, чтобы достойно ретироваться и не испортить себе утро. Но в общем мы воздали старине Джорджу. Так что даром время не потеряли. Знаем теперь, откуда ветер дует у святого Иуды. С чувством выполненного христианского долга Уилкес натянул шляпу, подхватил миссис Уилкес и удалился.
На ступеньках церкви Роберт с болью в сердце пробился к Молли и Клер, а затем вернулся с Полем, чтобы поблагодарить всех тех, кто явился воздать последнюю дань уважения умершему. Поль, глубоко тронутый словами Роберта, всего только и произнес:
— Спасибо, старина, — но эта краткая фраза сопровождалась крепким рукопожатием, говорящим о глубине его чувств выразительнее любых слов.
Начинали подходить другие.
— Вы сделали для него так много, — проговорил прежде, чем уйти, пожилой шахтер.
— Да, чего говорить, он бы остался доволен, старина Джордж, — поддержал товарища человек помоложе.
— Спасибо.
Роберт не притворялся — он был очень тронут и доволен. Любое замечание, вплоть до такого лаконичного, как „лучшие похороны, на которых мне доводилось бывать“, показывало Роберту, что его самые высокие надежды осуществились — ему удалось проводить Джорджа в последний путь так, как он хотел. Очередное рукопожатие и очередное благодарное слово:
— Спасибо за то, что пришли… рад, что вы так думаете… благодарю.
Внезапно что-то резко изменилось, словно холодом повеяло. Перед ним стоял человек, явно намеревающийся нарушить спокойствие. Крупный мужчина, пугающе мощного телосложения, сильный и сейчас, несмотря на возраст. Но ему не хватало той прямой осанки, сухощавости и подтянутости, которые, как правило, сохраняют даже очень старые шахтеры, напротив, было в нем что-то отталкивающее. Роберт отдернул протянутую было руку от недружелюбной повисшей в воздухе лапы подошедшего — он почувствовал инстинктивно, что этот человек его смертельный враг, враг всего доброго, хорошего и достойного защиты.
Но новоприбывший даже глазом не моргнул.
— Старина Джордж может гордиться, преподобный. Вы молодчина, вот что я вам скажу! — Он, ухмыляясь, подмигнул Роберту с заговорщицким видом и посмотрел на него как-то исподлобья, откинув голову, отчего его и без того крупные мясистые челюсти казались еще мощнее.