Левой рукой найдя ее грудь, он протянул правую и стал ласкать гладкие полушария ее ягодиц; проникая между ног, пальцы играли по гладкой как шелк кожице и чертили озорные круги у устья ее пещерки, то прикасаясь, то убегая в древнем, как мир, танце вожделения. У нее мгновенно убыстрилось дыхание. Он чувствовал, как от его прикосновений она увлажняется, чувствовал, как сердце ее колотится быстрее у его груди, как поцелуи из легкого дождика превращаются в страстный шторм.
С неведомой радостью он начинал узнавать не только то, что ей доставляет удовольствие и возбуждает, но и ее темп, ее ритм, значение каждого ее вздоха. Узнавала и она — ответные ласки перестали быть ласками новичка, это были ласки жаждущего, любящего партнера. Она приникала к нему, все сильнее и сильнее возбуждаясь, одна рука впилась в его плечо, другая путешествовала по его телу вниз, большой палец чуть задержался, чтобы помучить его сосок сладостной пыткой, затем двинулся к сверхчувствительному участку между бедер и оттуда к курчавому треугольнику волос, где он ожидал ее уже во всеоружии.
— О-о-о-о…
Издав вздох глубочайшей радости, управляя собой и каждым своим движением, он перекатил ее на спину и, склонившись над нею, умело соразмерил ее сексуальный ритм со своим.
Вскоре она качала кричать, и крики, горловые, утробные, шли из самой глубины ее естества:
— Роберт! Пожалуйста! О, Роберт, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Ну, пожалуйста!
Осторожно, потому что она была внове для него, он вошел в нее, еще раз испытав всю власть завоевателя, усиленную теперь сладостной данью любви, которой всегда вознаграждают долгожданного освободителя.
Потом они спали, как долго, Роберт не мог сказать. Вдруг она резко проснулась и вся напряглась в его руках.
— Роберт, который час?
— Ах ты, Господи, не знаю!
— Который час?
Она уже соскочила с постели, нащупывая выключатель и одновременно пытаясь собрать разбросанную одежду.
— Алли, в чем дело?
— Мой отец! — задыхаясь, произнесла она, бросая взгляд на свои часы. — Посмотри на время! — Она лихорадочно хватала свою одежду, разбросанную по полу в таком виде, словно здесь было ожесточенное побоище. — Он убил бы меня, если б узнал… если б только подумал…
— Ну, ну, ну! — Роберт скатился с кровати. — Успокойся, Алли, успокойся! Откуда ему знать! Ну подумай, милая, — кто может сказать ему? А вот если ты так понесешься домой — он сразу поймет, что-то случилось, только увидит тебя! Нам надо подумать.
Он нахмурился. Забавляясь его свирепым видом, девушка начала собираться.
— Послушай, — продолжал он. — Что, если так? Почему бы тебе не явиться домой как обычно и не объяснить, что тебя задержали. Скажешь, что у нас было невпроворот работы, а потом я попросил тебя сделать мне что-нибудь поесть, поскольку Джоан и Клер в отъезде. — Он взглянул на часы, стоящие на столике. — Да и не так поздно, всего восемь.