— Пожалуйста, — всхлипывает София. — Пожалуйста. Я хочу, чтобы Талли вернулась. Пожалуйста, просто верните мне Талли.
Одна из медсестер направляется к двери. И я отступаю за угол. Сколько бы любопытство ни сжигало меня изнутри, я не могу больше подслушивать, а то окажусь в дерьме поглубже, чем смотритель слонов в цирке. Я поднимаюсь по лестнице, которая ведет в детское отделение, не оглядываясь назад. Беспорядок, который устроила София, является идеальным прикрытием — у входа даже нет охранника. Спальная комната заставлена кроватями; на каждом изголовье красуются наклейки и разноцветные рисунки губкой. Игрушки и книги кучей лежат на полу, а мягко попискивающие мониторы светятся в темноте.
Джеймс первым замечает, что я пришла. Он садится и тихонько шепчет:
— Айсис? Это ты?
— Да, — шепчу я. — Привет.
Он показывает на мою грудь, его лысая голова сияет в слабом свете от монитора.
— Что у тебя с грудью?
— У меня всегда были такие формы!
Джеймс закатывает глаза. Я смеюсь и сую ему стаканчик с желе. Он открывает упаковку и выхлебывает его залпом. Я медленно подхожу к кровати Миры и аккуратно помещаю желе на ее лоб. Она сонно открывает глаза и стонет:
— Айсисссссс. Холодно же.
— Тогда поторопись съесть его.
Они нетерпеливо набивают сахаром свои рты, а я прочищаю горло, пытаясь подобрать слова для прощания.
— Слушайте, — произношу я. — Меня завтра выписывают.
— Ты уходишь? — фыркает Мира.
— Да. Мне стало лучше, — улыбаюсь я. — Прямо как вы и хотели.
— Я не хочу.
— Ты хочешь. Хочешь и не смей позволить мне поймать тебя на том, что это не так.
— Ты будешь навещать нас?
— Небо светло-голубого цвета? Конечно же, буду! — я даю ей щелбан. — Вместе с игрушками. Я собираюсь принести несколько крутых, новых игрушек на твой день рождения и на день рождения Джеймса, и на день рождения Мартина Лютера Кинга, и на мой день рождения, потому что, если честно, эти потрепанные, маленькие, подержанные игрушки не соответствуют вашему титулу.
Мира ухмыляется. В коридоре зажигается свет, и я ныряю за ее кровать.
— Охранник! — восклицаю я. — Дерьмо! Хватаем грибы. Шиитаке[9].
— Шиитаке, — повторяет Джеймс. Я даю ему подзатыльник.
— Эй! Это плохое слово.
— Но это гриб! Нет ничего плохого в грибах!
— Ты играл в Марио? В грибах все плохо.
— Он идет сюда, чтобы проверить, — шипит на меня Мира. Охранник так близко, что я слышу бряцание его ключей.
— Ладно, все успокоились. Не паникуем. Огосподичтояделаюсосвоейжизнью. Не паникуем!
— Мы не паникуем! — настаивают они вместе.
— Точно! Хорошо! — выдыхаю я через нос и бросаюсь к окну. Мне всегда было сложнее спускаться вниз, чем залезать наверх, но это единственное место в комнате, где можно спрятаться; каждый предмет мебели здесь предназначен для ребенка, поэтому очень маленький. Я открываю окно и прыгаю, зацепляясь кончиками пальцев за подоконник. Мои конверсы скребут по цементной стене, холодный, зимний воздух пощипывает мою задницу, которая висит в четырнадцати футах над верной смертью, ну, или, по крайней мере, над сломанными коленными чашечками. В полнейшей тишине скрипит открывающаяся дверь. Детки хорошо притворяются спящими.