— Люди так напиваются только по двум причинам: чтобы что-то вспомнить или что-то забыть, — говорит он.
— Да ты просто гений тавтологии, — усмехаюсь я. Джин и водка горят на моем языке. Женщины начинают действовать, и я тщательно выбираю свою цель. Это должен быть кто-то достаточно глупый, чтобы предположить обо мне самое худшее. А это означает, что подойдет любой пьяный мужик.
— Это девушка, не так ли? — спрашивает военный. Я не удостаиваю его ответом. — Она привлекательная?
Я молча вращаю оставшийся в стакане лед.
— Значит она некрасивая, — продолжает он. — Должно быть, совершенно омерзительна.
— Нет, — резко произношу я. — Не то, чтобы это имеет значение, но нет.
— Не то, чтобы это имеет значение? — давит он. Я молчу. Он хочет вывести меня на разговор, но алкоголь быстро ударяет в голову, и мне больше нечего терять.
— Я считаю ее привлекательной, — морщусь я. — Не то, чтобы она симпатичная. Нет, она, конечно, симпатичная, но это еще не все, кем она является.
— Конечно, нет. В противном случае ты не был бы здесь из-за нее, пьяный и с невнятной речью.
Я отправляю стакан обратно бармену и смотрю на мужчину. Он слегка улыбается, обернув пальцы вокруг стакана бурбона со льдом. Каким-то образом молчание мужчины раздражает гораздо сильнее, чем его слова, так что я прерываю затянувшуюся паузу:
— Мужчины любят классифицировать женщин, — я презрительно кривлю губы. — Расфасовывают их по маленьким, подходящим коробкам с надписями: «горячая», «милая» или «красивая». Для них так легче, но не для меня.
— Значит, она особенная, — подводит он итог. — Она не относится ни к чему из этого?
— Она все это, — говорю я слишком быстро, что мне абсолютно не нравится. — Гораздо больше, чем все это, и в то же время ничего из этого. Она именно та, кто она есть, ни больше и ни меньше. Но говорить все это сейчас совершенно бессмысленно.
— Она тебя бросила?
— Она сказала не лезть в ее жизнь.
— И вот ты здесь, забрел в захолустный бар с целью подраться с кем-то лишь для того, чтобы выпустить пар.
Я, прищурившись, смотрю на него.
— Я живу достаточно долго, чтобы узнать лицо того, кто ищет драку, — произносит он не переставая улыбаться. — Также я знаю лицо того, кто знает, что значит драться, — при этих словах темные глаза мужчины становятся нечитаемыми. — И я определенно знаю лица людей, которые в глубине души, даже себе не признаваясь в этом, наслаждаются дракой.
Я впиваюсь взглядом в барную стойку, блестящая, деревянная поверхность отражает мое лицо. Мужчина перестает мне улыбаться и делает глоток виски, прежде чем снова заговорить: