Лори снова ощутила себя маленьким ребенком, испуганной девочкой, объятой ужасом и оставшейся в полном одиночестве, и она пожалела о том, что они с Джошем сюда приехали – и черт с ними, с видениями, черт с ними, со странными ощущениями!
Послышались какие-то звуки, приглушенное шарканье ботинок по деревянному полу. Лори ощутила в груди ледяной холод, но не обернулась.
Тихий кашель.
Мужской голос.
Лори узнала этот голос, и хотя ей этого нисколько не хотелось, она поняла, что должна оглянуться.
Она повернулась к нему лицом.
Это был именно тот человек, которого она ожидала увидеть.
– Лори, – тихо промолвил он, – я так рад снова тебя видеть!
Проснувшись, Нортон обнаружил, что вся его кровать усыпана горелыми тостами.
Он пошевелился, уселся в кровати, и обугленные прямоугольники посыпались на пол, но он понял, что кто-то – что-то…
…ночью что-то выложило горелыми тостами каждый квадратный дюйм кровати: одеяло, которым он укрывался, пустую подушку рядом, матрас.
Донна.
Почему-то Нортон не заподозрил в случившемся призрака Кэрол. Это было делом рук той злобной девочки – именно она усыпала кровать. След из горелых тостов вел к ней, он был выложен для того, чтобы Нортон пошел по нему, и он заключил, что горелые тосты упорно используются с какой-то определенной целью, чтобы передать ему сообщение.
Давление усилилось. То нечто, которое развернуло эту кампанию, отчаянно стремилось поторопить его, Нортона, заставить его отправиться в Окдейл.
Вернуть назад.
Взяв один тост, Нортон понюхал его, осторожно попробовал на язык. Тост был настоящий – просто кусок горелого хлеба, а не какое-то чужеродное вещество или сверхъестественное проявление.
Каков смысл всего этого? Что это означает? Что это символизирует?
Встав с постели, Нортон обошел весь дом, ища что-либо необычное, постороннее, но все было в порядке, в точности так, как и должно было быть. Вернувшись в спальню, чтобы одеться, он увидел на полу и на кровати почерневшие квадратики хлеба, мысленно представил себе того злобного ребенка, который рассыпал их, в легкой рубашке, развевающейся на холодном ночном сквозняке из вечно открытого окна, и ощутил возбуждение.
Пройдя в ванную, Нортон посмотрел в зеркало на свое небритое лицо, на мешки под глазами, на беспорядочно спутанные седые волосы. Эрекция не проходила, и он подумал было о том, чтобы заняться мастурбацией в душе, но удержался от этого искушения.
Так продолжаться не может. Давление будет только усиливаться, и рано или поздно ему придется вернуться в Окдейл. Нортон не знал зачем, не знал, что произойдет, но хоть эта перспектива внушала ему страх и ужас, она также обещала избавление, предлагала единственный выход из тупиковой ситуации, в которой он оказался.