Так или иначе, в настоящий момент Нортон не может встретиться со своими родными, не может с ними общаться. Он сделает это позже, когда почувствует себя более сильным, однако сейчас ему нужно побыть одному, подумать, разобраться во всем.
Нортон постоянно стремился донести до своих учеников, что прошлое воздействует на настоящее, и отголоски событий, подобно кругам от брошенного в воду камня, распространяются в будущее. Быть может, именно это и лежало в корне того, что происходит с ним самим сейчас. Быть может, Дом дал ему возможность выявить источник этих волн, возродив Кэрол и изменив жизни Дэниела, Сторми, Лори и Марка.
Быть может, это даст ему возможность изменить положение дел.
Эта мысль вызвала у Нортона восторженное возбуждение и в то же время привела его в ужас, однако чувства эти были мелкими и сугубо личными. Если сказанное Биллингсоном-Биллингсом правда, если Дом – точнее, Дома – действительно поддерживают заслон, ограждающий физический материальный мир от вторжения Потустороннего Мира, то это сравнимо с тем… нет, превосходит возможность, если бы она ему представилась, вернуться назад во времени и убить Гитлера до того, как нацисты пришли к власти.
И все же ничего такого он не испытывал. Вероятно, все дело было в том, что глобальные масштабы нацизма и Второй мировой войны уже подверглись оценке человеческого сообщества, и эта оценка вдалбливалась ему, Нортону, на протяжении доброй половины столетия; и все же он не мог избавиться от ощущения, что сейчас все происходящее значительно мельче, имеет чисто личный, локальный характер.
И, принимая в расчет возможные последствия, наверное, так оно было и лучше.
Нортон отошел от двери в глубь коридора, стараясь не издать ни звука. Даже по прошествии стольких лет у него в памяти сохранилось местонахождение всех скрипящих половиц, и он старательно их избегал.
И снова Нортон оказался на лестнице. Он начал было спускаться, но, взглянув вниз, увидел на стенах лестничной клетки рисунок, нарисованное голубым мелком огромное лицо, упрощенное, примитивное – такое, какое нарисовал бы не слишком одаренный пятилетний ребенок.
Нарисованная мелом рожица подмигнула ему.
Улыбнулась.
В неуклюже нарисованном рту был только один зуб, и это должно было придавать рожице смешной, забавный вид, но вместо этого она приобрела какое-то дикое, свирепое выражение, и Нортону стало страшно спускаться вниз, проходить мимо этого лица. Человеческая натура странная, но в маленьких масштабах ужас пугает сильнее, чем в больших. Больше всех разговоров о Потустороннем Мире и загробной жизни, больше предполагаемых жутких глобальных последствий этого; именно интимная простота рисунка мелом воздействовала напрямую на нервные центры, отвечающие за страх, высушила слюну во рту, заставила бешено заколотиться сердце и ледяными пальцами стиснула грудь.