Когда Тони вернется домой, надо будет сказать ему, что он избавился от куклы, и запретить ему впредь мастерить новые. Это надо было сделать еще вчера вечером. Наверное, Марго сочтет это неправильным, но он по-прежнему отец Тони, и если тот собирается настоять на своем, добиваясь чего-то непонятного и якобы нелепого, он станет далеко не первым отцом, идущим на такое.
Все части куклы полностью сгорели, но Дэниел на всякий случай включил шланг и обильно полил их, после чего сходил в гараж и принес лопату. Достав пепел из мангала, ссыпал его в пакет, потом выбросил в мусорный бак в переулке. Примяв пакет ногой, Дэниел завалил его мусором из соседнего бака и снова закрыл крышку. И снова он поймал себя на том, что озирается по сторонам, ища в переулке маленькую тень, которую уже видел прежде.
Ничего.
Дэниел поспешил обратно во двор.
Связано ли это как-нибудь между собой? Кукла и тень? Необъяснимое чувство страха и беспокойства? Дэниела не покидало ощущение, что все это взаимосвязано, но он не мог себе представить, каким именно образом, и не понимал смысл всего этого.
Дэниел закатил мангал и отнес лопату обратно в гараж, затем вернулся в дом и тщательно вымыл руки, после чего достал из холодильника банку диетической кока-колы. Уходя из дома, он оставил включенным телевизор в гостиной, и, по случайному совпадению, сейчас как раз шла «Сумеречная зона». Тот самый эпизод, в котором девочка исчезает в стене собственного дома. Дэниел всегда считал, что именно он вдохновил создателей «Полтергейста». Когда Дэниел в пятнадцатый раз смотрел этот эпизод, у него в голове снова зазвонили тревожные колокольчики. Здесь явно была какая-то связь, которую он должен был заметить, но пока что никак не замечал.
Уставившись в экран телевизора, Дэниел смотрел, как мать и отец сидят на корточках перед стеной и зовут свою дочь, и внезапно его осенило.
Дом.
Вот оно. Дом. Дом, в котором он родился и прожил первые одиннадцать лет жизни. Дэниел почти ничего не помнил об этом Доме – лишь обрывочные образы, отдельные события, но ничего такого, что говорило бы о девочке, потерявшейся в стенах.
В Доме было что-то зловещее.
Дэниела беспокоило то, что он почти ничего не помнит о доме, в котором прошло его детство. Конечно, он понимал, в чем тут дело, и хотя ничего удивительного на самом деле тут не было, было неприятно сознавать, как легко он попал в эту нишу, в стереотип, который так часто эксплуатировался врачами, героями сенсационных статей и средствами массовой информации во время «сезонных замеров»[14]