И все же здание недотягивало до стандартов, а его состояние было слишком запущенным даже для почитателей искусства.
Подойдя к входным дверям, Сторми отпер их и вошел. Вообще-то он должен был оставить ключи в агентстве недвижимости, но ему захотелось взглянуть на своего ребенка в последний раз перед тем, как отдать его в детский дом.
Сторми прошел в фойе, и тотчас же волосы у него на затылке встали дыбом. Это была чисто физическая реакция, биологический импульс, а вовсе не что-то, порожденное сознанием. Какая-то его животная часть инстинктивно почувствовала здесь опасность, и хотя в обыкновенной обстановке Сторми списал бы все на стресс или другие психологические факторы и отмахнулся бы от этого, сейчас он не был до конца готов обойти вниманием такой отклик.
Он вспомнил то, что Кен рассказал про Тома Утчаку и его отца, про то, что происходило в резервации. И снова у него в памяти мелькнул образ ожившей куклы, но он не смог определить, какое именно событие из прошлого породило подобную ассоциацию.
Быть может, где-то в здании есть кукла. Дрожь удвоилась, утроилась, и Сторми неудержимо захотелось развернуться и уйти, поехать прямиком в агентство недвижимости и поскорее отдать ключи. Даже несмотря на то что входная дверь была открыта, в фойе царил полумрак, в углах притаились тени, а лестница на балкон и распахнутая дверь в зрительный зал были наполнены непроницаемым мраком.
Подойдя к билетным кассам, Сторми щелкнул рубильниками, включая свет. Вспыхнули желтоватые лампы, однако им не удалось рассеять мрак.
Мысль о том, что где-то здесь есть кукла-качина – живая кукла-качина, – была абсурдной, и тем не менее отделаться от этого выразительного образа никак не получалось. У Сторми перед глазами стояла эта странная фигура, притаившаяся под прожекторами, крадущаяся за креслами зрительного зала, пробирающаяся за сценой к реквизиторской.
Однако Сторми не был из тех, кто дает волю страху. Если у него только возникало подозрение, что ему страшно, он решительно шел навстречу опасности и вступал в бой. Когда-то давно Сторми испытывал страх перед полетами на самолете. Теперь у него была лицензия летчика-любителя. Когда-то давно он боялся океана. Он совершил морской круиз от Калифорнии к берегам Аляски. Нынешний страх был более узким, более специфическим, однако от этого он не становился более терпимым, и Сторми не собирался уступать страхам, сомнениям и предрассудкам и среди бела дня убегать из своего собственного здания.
Он двинулся вперед, через двустворчатые двери слева от торгового автомата. Перед ним полого уходили вниз ряды красных кресел. И в проходах, и на маленькой сцене под разорванным занавесом все было совершенно неподвижно, однако у него в груди по-прежнему оставался ледяной холодок, и он остановился, обводя взглядом зал.