– Нет, месье де Равиньи. Я думал о другом.
– N’importe[1], – пробормотал француз.
– On n’est pas dupe de son cœur[2]… – начал Аллейн.
– Вижу, я вас недооценил, инспектор. Вы не разделяете расхожих взглядов на моих соотечественников. Кстати, у вас отличное произношение.
– Вы слишком добры, месье. Вам не приходила в голову мысль о самоубийстве?
– Зачем ей себя убивать? Она была красива и… любима.
– И богата?
– И богата.
– Вы следили за ее движениями, когда она взяла чашу?
– Нет, я не смотрел, – ответил де Равиньи.
– Вы тоже человек религиозный, иначе не оказались бы здесь, не так ли? – добавил Аллейн после паузы.
Месье де Равиньи уклончиво пожал плечами:
– Мне любопытны эта церковь и ее обряды. К тому же мысль о том, что все божества заключены в едином боге, соответствует моему характеру. В конце концов, надо же во что-то верить. Атеизм не для меня.
– Когда вы начали посещать храм?
– Дайте подумать… Около двух лет назад.
– А когда стали посвященным?
– Три месяца назад.
– Вы входите в число жертвователей? Простите, я вынужден задать этот вопрос.
– Разумеется, месье, долг прежде всего. Я жертвую небольшие суммы. Пять шиллингов после каждой службы и еще по фунту время от времени. Мой первый взнос составлял пять фунтов. Тогда этот храм только создавался. Я подарил чашу – старинную вещь, принадлежавшую моей семье.
– Красивый сосуд. Отличный образец барокко, – одобрил Аллейн.
– У этой чаши есть своя история. И еще, я подарил статуэтку. Справа от вас, месье.
Аллейн повернул голову и взглянул на статуэтку месье де Равиньи. Это было бронзовое изваяние грубоватой лепки, изображавшее расплывчатую обнаженную фигуру в крылатом шлеме, из которой вырастали какие-то еще более неопределенные и расплывчатые формы.
– Любопытно, – произнес инспектор. – Кто автор?
– Я, месье. В состоянии экстаза, – холодно ответил месье де Равиньи.
Аллейн бросил взгляд на его умное интеллигентное лицо и пробормотал что-то неразборчивое.
– Видите ли, у меня артистический характер, – объяснил француз. – Впрочем, я всего лишь дилетант. Немного леплю, немного пишу, comme ci, comme ca[3], – так, изящные безделушки. Немного коллекционирую. Я не богат, месье инспектор, но порой позволяю себе кое-какие мелочи.
– Замечательный образ жизни. Могу вам только позавидовать, месье. Но давайте вернемся к делу.
Инспектор Фокс на заднем плане что-то невнятно пробасил, словно хотел процитировать: «Revenons a nos moutons»[4], – но запутался в произношении.
– Я слышал, – продолжал Аллейн, – что у мисс Куэйн не было родных в Англии. Но какие-то родственные связи у нее все-таки должны быть?