– Амато.
– Пожалуйста, не вешайте трубку.
– У вас есть двадцать секунд, чтобы убедить меня в нужности этого разговора.
– Я думаю, вы имеете дело с серийным убийцей. Детектив Диггз отделения Оук-парк занимался моим делом и может подтвердить.
– А вы кто?
– Кирби Мазрачи. На меня было совершено нападение в 1989 году. Я уверена, это тот же человек. Вы нашли что-нибудь на теле?
– Не обижайтесь, мисс, но наши действия строго регламентированы. Я не имею права разглашать подобную информацию. Но я свяжусь с детективом Диггзом. По какому номеру можно вам позвонить?
Она диктует своей номер и, для большей весомости и серьезности, номер «Сан-Таймс».
– Спасибо, я свяжусь с вами.
Кирби просматривает статьи, которые Чет нарыл для нее. О Джин-Сок Ау в них нет ничего, зато много о всяких грязных сделках с недвижимостью и сомнительных эпизодах в деятельности управления жилищного строительства. Чтобы там работать, нужно было быть идеалистом и обладать недюжинным упрямством.
Что-то она начинает дергаться. Надо бы съездить на место преступления, но Кирби берет телефонный справочник. На фамилию Ау четыре номера, но определить нужный совсем нетрудно: он все время занят, потому что трубка снята.
Наконец она ловит такси и едет в Лейквью, где живут Дон и Джули Ау. Ни на телефон, ни на звонок в дверь никакого ответа. Кирби заходит за дом, садится и ждет. На улице холодно, пальцы немеют и не согреваются даже под мышками. Она ждет, и спустя девяносто восемь минут через запасной выход выскальзывает миссис Ау в домашнем халате и трикотажной шляпке кремового цвета с розой впереди. Ужасно медленно, будто каждый шаг дается женщине с неимоверным трудом, она идет к мини-маркету. Кирби осторожно, стараясь не попадаться на глаза, следует за ней.
В магазине она подходит к женщине, когда та стоит перед стойкой с чаем и кофе, пристально рассматривая пачку жасминового чая, словно надеясь найти там какие-то важные ответы.
– Извините, пожалуйста, – произносит Кирби, легонько дотрагиваясь до ее руки.
Женщина поворачивается на голос, но, кажется, не различает, кто стоит перед ней. Покрытое глубокими морщинами лицо представляет собой маску горя. У Кирби сжимается сердце.
– Никаких журналистов! – вдруг заходится криком женщина. – Никаких журналистов!
– Пожалуйста, успокойтесь! Я не журналист, не на работе. Меня тоже пытались убить.
Маска горя сменяется неподдельным ужасом:
– Он здесь? Нужно вызвать полицию!
– Нет-нет, успокойтесь. Я думаю, что вашу дочь убил серийный убийца. На меня он напал несколько лет назад. Но мне нужно знать, как ее убили. Он пытался вспороть ей живот? Оставил что-нибудь на теле? Странное, необычное? Что-нибудь, что точно ей не принадлежало?