Кучер не ошибся. Не заметь он этого, прощальное послание мадам Бершо я сподобился бы прочесть не ранее следующей вылазки из Парижа.
Ее прощальное письмо.
Всего несколько строчек. Написанных каллиграфическим почерком, тон — уверенный и, пожалуй, даже чуть высокомерный. Мадам Бершо не без присущего ей мазохизма писала о том, что она хоть и испрашивала инструктажа у меня по поводу осуществления ее намерения, но я, мол, не должен воображать себе, что мои знания — мое личное достояние:
«Не вы автор этого метода, посему никакими исключительными правами на него не обладаете, пусть даже и принадлежите к сословию лекарей. В противном случае я избрала бы иной способ. В этом могу вас уверить!»
Естественно, ее слова вряд ли могли служить утешением. До сих пор не могу простить себе, что позволил этой мадам Бершо обвести себя вокруг пальца и выложил ей способы безболезненно расстаться с жизнью. «Но вы не должны, ни в коем случае не должны корить себя за это и испытывать угрызения совести». И тут же следовало циничное, если не сказать жестокое утверждение: «Будьте искренни в своей любви, месье Кокеро! Любите беззаветно, отбросив все и всякие предрассудки, любите страстно! Иначе вы украдете у Марии Терезы и лето, и осень жизни».
Затем мадам Бершо кратко поблагодарила меня за «тот великолепный и яркий день». Это верно. Ярче и придумать трудно. Мадам Бершо явно не страдала словоблудием. Если не считать постскриптума: «Какая же я все-таки сумасбродка! Ведь и мне страшно хотелось переспать с вами».
Ипполит вынужден был лично сообщить мне о возвращении Марии Терезы. Я, ни секунды не медля, — то есть схватив пальто и даже не переодевшись — выскочил из дома. Дворецкий графа хотел было что-то сказать, однако лишь, скривил рот, и мы вместе поспешили в дом на рю де Бретань. К разговорам я был явно не расположен, а надменная натура не позволяла Ипполиту развлекать меня беседами. Но я все же спросил, что нового в городе.
— В Жарден-де-План обнаружены останки служащего зоопарка. Его сожрал его любимец — белый медведь.
— Как вижу, вы интересуетесь зверьем.
— Только белыми медведями. Они по крайней мере чистоплотны.
— Понимаю. Но давайте-ка мы все-таки наймем рикшу, — предложил я, тут же остановив пробегавшего мимо парня, услугами которого уже пользовался накануне и который невзначай наступил на собачьи гостинцы. — Знаете, Ипполит, он побыстрее лошади бегает. А все почему? — Подмигнув рикше, я демонстративно оглядел его обувь. И, понизив голос, повторил вопрос: — Почему он бегает быстрее лошади? Да потому, что вонь от собачьего дерьма, на которое он то и дело наступает, подгоняет его.