Полагаю, что мадам Руссо тогда, во время своего первого визита ко мне, — который, если не ошибаюсь, так и остался единственным, — готова была простить мне даже то, что я высказался против гильотины.
— Мадам, — подчеркнуто благодушно продолжал я, — вы видели два этих билета, так? Они на сегодняшнее вечернее представление. Оно состоится на рю де Бретань в отеле «Де Карно». Граф де Карно имеет честь по рекомендации знаменитого маркиза де Пюсепора представлять его ученика Коперникуса.
Вид у мадам Руссо был такой, будто при перечислении мной этих имен она мучительно пытается припомнить все возможные сплетни, с ними связанные. Однако тут она явно не могла ничего припомнить. Первое, оттого, что я улыбался, и, второе, потому, что консьержка была застигнута врасплох моим, как выразился бы Эскироль, «психоидным взором каштановых глаз».
— Вы ощущаете усталость? Я не ошибся?
— О, месье, и как это вы угадали?
— Если я пообещаю, что ничего дурного вам не сделаю, вы ведь закроете глаза? Закроете?
— Ах…
В этот момент у мадам Руссо должно было возникнуть ощущение, что к векам ее вдруг подвесили стопудовые гири. А тут еще этот голос… Ну как можно не покориться ему? Считанные секунды спустя женщина смежила веки, и глаза ее закатились. Как впоследствии объясняла мне Мари Боне, на этой фазе внушения чувствуешь, что неведомая сила уносит тебя в хоть и лишенное конкретного зрительного образа, но исключительно приятное безвременье.
— Мы могли бы вместе отправиться в Лё Маре? Не хотите? Например, в отель «Де Карно»?
Вместо ответа мадам Руссо лишь тяжко вздохнула. Она была ведь не только консьержкой, но и вдовушкой пятидесяти пяти лет от роду. И ее желание сменить обстановку, отвлечься было сравнимо с жаждой, одолевающей путника в знойной пустыне. Я ни на минуту не сомневался, что мое приглашение было бы принято и без всякого гипноза. Уже хотя бы потому, что ей явно польстило бы показаться в свете в обществе молодого человека, годящегося ей в сыновья. А в состоянии гипнотического транса она готова бы последовать за мной хоть на край света.
Внуши я ей, что я — ее сын, консьержка принялась бы гладить меня, или же, напротив, наградила бы меня подзатыльником, или же задумала бы накормить меня, обстирать, или целовать мне ноги, пожелай я того. Мне пришлось бы взять на себя роль ее повелителя, и я прославился бы на весь Париж как ловелас, для которого нет и быть не может никаких преград.
Гипнотизируя ее, я задавал мадам Руссо вопросы о том, не разливается ли у нее по животу приятное тепло от только что выпитого доброго коньяка, я внушил ей, что руки ее тяжелеют, что в ногах она чувствует покалывание, случающееся после долгого пребывания в сидячем положении, и в конце концов заставил ее пережевывать сухую корочку хлеба.