Однако не он вызвал у публики переполох. Взоры всех сосредоточились на сидевшей в коляске женщине — то была не кто иная, как прекрасная Фонтанон — разбитая параличом фаворитка… ну очень, очень многих.
Появление этой дамы попросту ошарашило публику, не стала исключением и сидевшая рядом мадам Руссо. Признаюсь честно, я тоже невольно стал перебирать в памяти имена ее былых поклонников, но более двух припомнить не мог. Наверняка в этом зале нашлись бы люди, и немало, которые с ходу назвали бы пятерых, а кое-кто, я уверен, набрал бы и с десяток.
— Ла Бель Фонтанон!
— Наверное, сейчас она в этом кресле, потому что ее любовник…
— Нет, нет, ее переехал экипаж…
— Ну что вы! Ее же попытались отравить…
— А разве это не та история, когда ее попытались заколоть кинжалом во время свидания? Ла Бель Фонтанон и ее кавалер встретились в парке, и в самый решающий момент вдруг из темноты протянулась рука с кинжалом и нанесла удар прямо в спину несчастной…
— Ну что же — такова расплата за все ее подвиги!
С тех пор Ла Бель Фонтанон исчезла из поля зрения. Говорили, что она прозябала в одиночестве, ютясь в какой-то каморке.
Сплетни в самых разнообразных вариациях проносились по залу, над роскошными нарядами и прическами дам, над лысинами кавалеров, сгущаясь на сцене, над головами Ла Бель Фонтанон и Коперникуса.
— Мы все здесь желаем помочь вам!
Голос Коперникуса, низкий, убеждающий, излучал силу и уверенность. Если сам он был тонок, словно былинка, горло у него, надо сказать, было луженым. Неудивительно, что Ла Бель Фонтанон мгновенно вышла из дремотного состояния. Женщина, хлопая глазами, недоуменно огляделась. И, поняв, где очутилась, сдавленно вскрикнула. Я тут же понял: это не ее голос, нет, голос принадлежал тому, кто ввел ее в это состояние! В нем было все — и беспомощность, и желание и готовность повиноваться, и отчаяние, и… Одним только вскриком Ла Бель Фонтанон мгновенно завоевала симпатию присутствующих — они были на ее стороне.
Коперникус должен был стать ее орудием, но не наоборот! В том-то и заключалась хитрость. Просто и вместе с тем гениально. Кого бы Коперникус ни навязал зрителям после нее, успех ему обеспечен.
«Нет! Ты не допустишь ничего подобного!» — вопил мой внутренний голос.
Однако, невзирая ни на что, сеанс все-таки начался.
— Вы находитесь здесь, мадам, потому что все мы желаем, чтобы вы наконец освободили себя от этого кресла и начали ходить.
Да, монологи ему явно удавались, и голосом он владел прекрасно. А тут еще эти грациозные, округлые движения, взметавшиеся вверх рукава одеяния — выглядело так, будто месье Коперникус собрался заключить в объятия весь мир. Взгляд его не был застывшим, а всегда оставался твердым и целеустремленным. И тот, кто желал утонуть, потеряться в его синих глазах, немедленно начинал благодушно улыбаться — и вообще создавалось впечатление, что на подиуме — давно и хорошо знакомый человек. Нет-нет, что и говорить, Коперникус мастерски владел искусством очаровывать и завоевывать доверие. Что бы он ни говорил, казалось в его устах разумным, но вместе с тем и увлекало. Собственно, все было одно сплошное смирение, а потом Коперникусу вдруг словно видение явилось, и он отважился обратиться к присутствующим с воистину фантастической просьбой: