Минуя улицы и переулки между площадью Мадлен и Вандомской площадью, я вдруг решил забрести на стаканчик вина в забегаловку, каких здесь полно, — холод давал о себе знать. Там, к счастью, оказался один незанятый столик, хоть и залитый пивом. Я крикнул гарсону, тот тут же появился и кое-как смахнул остатки жидкости со стола. Усевшись, я заказал двойную порцию анисовой без воды, по воду мне все равно принесли. Опрокинув в два глотка стаканчик, я не притронулся к воде. Пять минут спустя я ощутил, как по телу разливается желанное тепло. Подозвав гарсона, оставил деньги на столе и вышел на улицу.
Через пару кварталов, в «Пти роз», заведении всего-то на три стола, я у стойки влил в себя еще порцию анисовой. И хотя орудовавшая за стойкой мадемуазель с явным интересом разглядывала меня, я был не в состоянии соответствующим образом оценить ее любопытство. Я устало покачал головой, что должно было означать примерно следующее: нет-нет, мадемуазель, ради Бога не сегодня. А йотом, не выдержав, улыбнулся ей — девушка показалась мне милой и ничуть не напоминала наглых и развязных гризеток.
— Селен! Еще!
— Я тебе больше не налью, Клод!
Я невольно повернулся. Клод, приземистый мужчина лет сорока с бородищей на пол-лица, сидел в полутемном углу и что-то пил.
— Ерунда. Еще одну.
— Но это точно последняя. Ты губишь себя.
— Ерунда. Наплевать. Наплевать на все.
Селен палила в стаканчик какого-то зелья и подала ему. Остальные восемь опустошенных стаканчиков она водрузила на поднос, что-то черкнула на бумажке и начала свой рассказ. Я узнал, что у Клода умер отец, но он спивается не только поэтому.
— Он все никак не может простить себе, что так при жизни не смог признаться отцу в том, что любит его. Долгие годы сын с отцом раз в неделю устраивали здесь хорошую попойку. Отец Клода всегда платил за двоих. «Я за него отвечаю» — таков был его принцип, и Клоду ничего не оставалось, как подчиниться. А теперь старика нет. На протяжении многих лет Клод мечтал в один прекрасный день вернуть долг отцу. И теперь он мучится оттого, что никогда не сказал отцу: «Папа, я тебя люблю».
Даже в скупом изложении Селен эта история растрогала меня. Усевшись за столик Клода, я дважды заказал выпивку за мой счет. Желая успокоить его, я положил руку ему на плечо, и мы опрокинули по стаканчику. Клод засопел, потом лицо его понемногу разгладилось.
— Ты еще помнишь, как выглядел твой отец?
— Ну конечно, помню.
— Можешь себе представить, что с этого самого момента он повсюду будет с тобой?
Я понизил голос, веки Клода стали подергиваться. Он глубоко вздохнул, потом я услышал нечто, напоминавшее кряхтенье, и на лице его заиграла улыбка.