— По Новосильской идут! — еле переводя дух, собираясь снова куда-то исчезнуть, крикнул Вовка. За его нестриженой головой — Костька, такой же возбужденный, глаза на месте не удержать.
— Сами видели? — нетерпеливо, и веря и не веря, спросила Нюрочка.
— Пацаны сказали. Все туда бегут!..
Нюрочка заскочила в комнату, передала новость Ксении. Та поднялась — лежала поверх всего на кровати; отстраняя на перевязи больную руку, оправила юбку.
— И я пойду…
— Пойдешь?
— Все пойдем… Пусть твои Ленку возьмут, скажи им… И пусть догоняют…
— Да уж они-то вон, на выходе!..
…Ближе к Новосильской — все больше народу, откуда только взялся: женщины, старики безногие на деревяшках и больше всего пацанвы. Все спешат, у всех глаза не на месте от ожидания, от напряжения души.
— Союзники, говорят… С погонами…
— Ахти, с погонами!..
— Ага…
— Американцы…
— Или англичане…
— Второй фронт… Они тоже… В листовках было…
— Господи! А наши?
— Чего наши?
— А наши-то?
— И наши должны… Может, прямо с ими и они… Тепере всё, назад закрутилось, тепере жми — и всё…
Ксения слушала, что ловило ухо, и торопилась… Вот еще переулок, вот развалины старой бакалейной лавки Булатниковых, а вот и бугристая мостовая Новосильской…
С горки, из-за поворота, откуда до войны со скрежетом и звоном выносился долго ожидаемый трамвай, гулким шагом спускалась воинская часть. В голове колонны, широко размахивая руками, шагали офицеры: один впереди всех, чуть поодаль за ним еще двое. Звания их было не определить: форма была не русская, на плечах погоны.
— Американцы…
Офицеры старались ставить ногу прямо, топали четко, командир коротко повертывал голову, проверяя, как держится равнение. Еще тверже топали солдаты с автоматами на груди и вещмешками за спиной, плечи их тоже были заняты погонами.
— Союзники…
Кажется, все звуки забивал хрумкий твердый топ, все слушали только его да острую отдачу в груди. Но из молчаливого строя неожиданно вырвался голос:
— Здорово, женщины! Граждане!..
Вздрогнувшая панель отозвалась:
— Понимают!..
— Рота-а! — вдруг громко выдохнул не сбивавший шага, но незаметно как успевший отклониться в сторону командир. — На месте-е!..
Топот усилился и затвердел.
— Стой!.. Ать, два!..
Командир снял пилотку и сказал потише:
— Вольно!.. Р-разойдись!..
— Русские! Наши!..
— А погоны?
— Дак это… Ввели. Приказом. Теперь все будут носить… Наша дивизия первая получила… Или вторая…
— А мы-то! Думали, союзники…
— Они еще собираются…
— Наши! Наши!.. Мамочка моя родная…
— А чего реветь?.. Радоваться надо!
Ограждая перевязь ладошкой, Ксения стояла в толпе; не утирая слез, не чувствуя их, искала что-то в обветренных, покрытых пылью лицах солдат, задымивших «козьими ножками», начавших развязывать вещмешки…