— А ты мой котелки, — сказал как-то Костьке Ленчик Стебаков, — они помногу в них оставляют, если еда не по вкусу.
Костька долго не решался, потом все же, дождавшись момента, подъехал к рыжему, предложил свои услуги, когда тот как-то после ужина вынес на кухню порожние котелки. Солдат легко разобрался в его жестах, но посуду не доверил, даже усмехнулся в ответ на Костькино «вашен, вашен», — дескать, давайте я вам буду мыть, — и сам, как и обычно, намылил в поливном тазу воду. Побрезговал, как поняла мать.
…Витой румяный пирог, потемневший по закрайкам, источал сладостный запах необычайной силы — до головокружения. В щелку занавески Костька с Вовкой следили за тем, как жилистые руки сивого Хуго ловко скинули хрустнувшее диво с противня и длинным ножом аккуратно отсекли подгоревшие кромки. Сухие ломкие отходы оставались на порожнем листе, матово-влажном от масляной подмазки.
Сейчас этот пекарь унесет дышащий жаром и горелым сахаром пирог к себе в зал, где уже звенькает посуда — готовится праздничный стол — и весело переговариваются два других постояльца, и бурые обрезки на противне перед устьем печи станут их нечаянной, но законной добычей. Так думал, глотая слюни, Костька, не отрывая глаз от проворных рук, покрытых мелкими золотистыми завитушками.
Но руки стали творить вдруг что-то немыслимое: они ухватили остывающий железный лист и, встряхнув его, опрокинули над загнеткой, — хрусткие подгорелые лоскутки смешались с мусором и золою на припечке. Костька почувствовал, как дрогнуло прижатое к нему Вовкино плечо; Вовка засопел и, откинув занавеску, шагнул в кухню и встал там, вцепился пальцами в край стола. Рыжий Хуго, поддев раза два носик рукомойника, сполоснул руки, отстегнул самодельный фартук и бережно подсунул ладони под окрепший на полотенце пирог.
Не было сил отвернуться от опустевшей печи. Вовка подступил к ней, стал торопливо выбирать из теплого пепла замусоренные твердые кусочки — они легко угадывались пальцами в мякоти золы — и складывать на чистое место загнетки. Костька, вторым номером, обдувал их в дымоход и собирал в горсть.
Но тут, толкнув дверь, в кухню снова вышел Хуго. Вовка сделал вид, что наводит на припечке порядок; Костька как держал, так и опустил руку на чугунную плиту — опрокинул осторожно ладонь-лодочку над загнеткой. Сухие обрезки пирога снова утонули в золе.
Немец что-то буркнул и, покачав головой, жестом показал им отодвинуться, затем поддел ножом загнеточные круги и смел золу в топочный провал. В кухне повеяло легким винным духом, за дверью, скрывшей немца, послышался смех.