— А у сестры-то что твоей? — спросила Ксения, чтоб окончательно перевести разговор. — Правда, дом сгорел?
Личиха подняла брови еще выше, набело обнажая и без того выпученные глаза, сказала потишевшим голосом:
— Сгорел!.. Соседи, собаки, — завистники!..
— Соседи? Да что ты?!
— А кто-о? Свекор ейный в волости служит, приезжал со спецами… Да ить не пойман — не вор.
— И весь сгорел?
— Что ты! Голо место!.. Труба одная, глядеть страшно…
— И дети есть?
— Ну а как? Двое. Третий был — в колодец упал…
— Господи, все вода…
— Не говори. А твой-то, помнишь?.. Тоже ведь чуть не утоп… И это я, — вспомни!.. Я крикнула ему, я ему, чтоб не отцеплялся от этого… Куда ж там ему? Там ему с головой!.
Как не помнить: хотя и не видала глазами, да так переживала, точно все сама и вершила. И это ведь тоже какой-то ниточкой связало их на время, помогло поглядеть друг на дружку без нервов в первые дни.
…Петька Лобан, года на три старше Костьки, на спор взялся перевезть его на спине через Узкий проход. Река там вдвое меньше, но быстрей и холодней, и такое делали — перевозили на себе маленьких ребята посильней да позадавалистей. Спор был горячий, Костьку самого, можно сказать, никто и не спрашивал, хотя и ему надо было насмелиться одолеть на чужой спине глубину.
В воду кинулись всем гамузом, вокруг поплыли все, кто умел. Лобан до середины греб — даже голос изредка подавал, потом примолк и задышал трудней, потому что Костька, еще раньше почуяв его неуверенность, ухватился за шею сильней, затруднил дыхание. Близко от берега Петька, торопясь достать дна, промахнулся ногой, глотнул воды и дернулся вверх, хрипнул, всех пугая:
— Пусти, уже мелко!..
Тут страх заставил всех заорать, потому что боялись за одного — за того, кто не умел плавать:
— Держись!..
— Не отпускай его!..
— Еще носки не достают!..
Чуть выше от купанья, от места, где поскидывала штаны вся суматошная братия, полоскала стирку Личиха — с белым бельем любила ходить сюда, где и вода была посветлей, и камни для колочения получше. И она, когда бросала валек, слышала, как и на чем рядились спорщики, даже остановить хотела, да как-то упустила момент, а когда притихший табунок поплыл, разогнула спину, стала следить за рисковой командой. И вот когда поняла, о чем закричали остальные заспинному неумеке, поддала и своим голосом на всю речку:
— Не отцепляйсь! Держись крепче, утонешь!..
Потом, когда все же сумели не захлебнуться окаянные бесенята, достигли берега, она, грозя пальцем, крикнула Костьке бежать обратно через городской мост. Так в прилипших трусишках и засеменил герой по зареченским проулкам, мокрый, но радый, что живым остался. Все, выходит, выдержали геройство, и Петька Лобан в первую очередь. Но еще в мирное время Петьке первому пришлось и горе испытать: отец его, вагонный сцепщик, под буфера угодил — оступился на скользкой шпале. В Городке его похороны были первыми с речами в клубе: он был член партии и стахановец. Вскоре Петька с семьей куда-то переехал. А память осталась.