Он наконец улыбнулся, чего она и добивалась.
— Ваш отец, наверное, был очень набожным, — заметила она. Даже ее собственный отец, строгий викарий, и то не зашел настолько далеко. Она посмотрела на сэра Марка и вспомнила, что он уже говорил ей что-то такое раньше…
— Это была моя мать, — тихо сказал он. — Мать дала нам имена. Отец не присутствовал при нашем рождении — ни одного из нас. И… да, она была очень набожной. Она… у нее в жизни было очень мало вещей, в которые можно было верить. И если уж она считала что-то истиной, то верила в нее безоглядно и со всей своей страстью.
— Вы сказали, что любите равновесие и покой, сэр Марк, — медленно произнесла Джессика. — Может быть, именно поэтому?
Он смотрел на нее очень долго, чуть сжав губы, и Джессика вдруг подумала, что ей известно имя портного сэра Марка и то, какие отметки он получал в школе, но она так мало знает о нем самом. Для человека, чей каждый шаг освещается в газетах, в нем было слишком много загадок. Она понятия не имела, что Марк — вовсе не его настоящее имя.
Он так часто улыбался, был так разговорчив и казался таким открытым, что Джессика считала его прямодушным и откровенным. Дрожь пробежала у нее по спине — не от страха, а от почти болезненного узнавания. У этого человека были тайны.
Она прекрасно понимала, что это такое.
— Есть вещи, которые просто не должны появиться в газетах, — сказал он. — Ни при каких условиях. Слишком часто моя жизнь выставлялась на всеобщее обозрение. Я не могу рисковать. Дело совсем не в том, что я вам не доверяю.
Он не должен был доверять ей. Она собиралась совратить его и сделать этот факт достоянием общественности. Джессика глубоко вздохнула, чувствуя неодолимое отвращение к себе.
— Некоторые вещи, — продолжил он, — я бы желал оставить при себе.
Когда Джессика предложила свою кандидатуру Уэстону, она думала, что всего-навсего испортит сэру Марку репутацию. В конце концов, его имя и так без конца упоминалось в газетах. Для него это будет еще одна история, не более того. Это было до того, как она узнала его лично. Если то, что она задумала, сработает, он возненавидит ее на всю оставшуюся жизнь. Она и сама себя возненавидит.
— Тогда ничего не говорите, — с наигранной легкостью сказала она. — В любом случае мы уже подошли к моему дому, и я вижу в окне Мари. Так что ни о какой неприкосновенности частной жизни и речи быть не может.
Он коротко кивнул.
— В таком случае увидимся на следующей неделе, верно? На состязании по стрельбе у Толливера.
Сэр Марк вздохнул:
— Я надеюсь, мистер Пэррет уберется из города до того, как у меня в руках окажется ружье.