- Конечно, - говорит Эмерсон. - Ага. Мы можем поехать домой, Эбби.
Какое-то время он удерживает мой взгляд, затем поворачивается к рулю. Деликатно высвобождает свою руку, чтобы завести машину. Но как только мы трогаемся, я хватаюсь за нее снова. Его рука - мой якорь на данный момент. Мне нужно это. Мне нужен он.
Мы ехали домой в полной тишине. Радио оставалось выключенным, а окна закрытыми. Я смотрю в окно на темнеющий пейзаж, на знакомые очертания города, которые зову домом всю жизнь. Инцидент за ужином заставляет желать, чтобы скорее настал тот день, когда я, наконец, смогу оставить это место позади, уехать туда, где никто ничего не знает обо мне. Но как я могу мечтать о времени вдали, зная, что мой отъезд будет означать разлуку с Эмерсоном?
Гнев наполняет меня, заменяя страх и стыд. Такер и так уже многое отнял у меня. Причинил столько боли. Теперь мой долгожданный разговор с Эмерсоном о том, кто мы друг другу, оказался испорчен, спасибо ему. Если он подтвердит кое-что, что удержит Эмерсона и меня от шанса на близость, я никогда этого не прощу ему. Опять же, я никогда не планирую прощать его. Есть некоторые вещи, которые никакое количество времени или терпения не сможет искупить.
Я знаю это по собственному опыту.
Несмотря на предложение Эмерсона поговорить об «инциденте за ужином», мы не обсуждали произошедшее по дороге домой. Папа и Дебора ушли на ужин, как поступали почти каждый вечер, если меня и Эмерсона не было рядом. Сегодня дом казался пустым и холодным. Это место не ощущалось домом с тех пор, как не стало мамы. Но после того, что случилось с Такером, весь город не вызывал желания остаться здесь жить. Чувство, что мне снова пятнадцать. Напуганная, смущенная и такая… Такая одинокая. Только сейчас рядом тот, кто действительно может помочь мне пройти через это.
- Нам все же нужно что-нибудь сообразить поесть, - говорит Эмерсон, направляясь на кухню. Кажется, он ничего не имеет против моего молчания о том, что произошло в ресторане, но, определенно, есть сдвиг в его поведении. Его обычную улыбку заменила утешающая, и все его отношение ко мне стало мягче. Приятнее. Но это не жалость, и слава богу. Это почти, как если бы он увидел самого себя во мне. Я уверена, что внутри он скрывает намного больше боли, чем способен вытерпеть любой другой на его месте.
- Ну, я ужасный повар, - говорю ему, облокотившись на столешницу. – Даже не смогу вскипятить воду, если попытаюсь.
- Хах. К счастью для тебя, так сложилось, что я отличный повар, - серьезно говорит Эмерсон, открывая кухонный шкаф.