Ведь не экономический, не политический кризис мешают России встать в полный рост, а прежде всего духовный, источивший веру народа в себя. Русским надо восстановить в себе живую христианскую совесть, веру в силу добра, чувство чести и способность к отпору злу. Русский национализм — единственный гарант целостности России. Это — любовь к историческому, героическому прошлому своего народа, это сохранение его лучших национальных традиций. И это решительная борьба с теми сатанистами в ермолках, которые лезут в тот же «ящик» и гнусавят: «Русских, как нации, нет. Россия, как и Америка, — плавильный котёл». Хочется спросить прохиндея: «Когда сбираешь монатки мотать в Израиль или в Америку, почему в анкете пишешь «еврей», ну и писал бы «чудо в перьях из плавильного котла».
Л. Б. Кто для Вас из ныне здравствующих образец писателя патриота?
Б. М. Иван Михайлович Шевцов. В 1941-ом, 22 июня во главе пограничной заставы принял бой, так из боя с врагами Отечества и не выходит. Прозорливейший писатель. Одним из первых написал, с огромным трудом пробил «чудовищный», с точки зрения сионистов, роман «Тля». И какая же стена ненависти окружила его! Как смачно оплёвывала его «русская интеллигенция» в лице Коганов-Гурвичей! Вынес. Выстоял. Горжусь, что я дружу с таким выдающимся праведником!
Л. Б. Однако и сегодня наше писательское братство не очень-то чтит Ивана Михайловича. Вон, даже Дементьеву, который в Израиле лет восемь блаженствовал, присвоили звание. И даже Льву Анненскому, автору эссе «про литературу и литераторов». А Шевцова обошли! Чем объясните?
Б. М. Среди чинуш от литературы, что в былые времена, что теперь, бездарные мелкие людишки, на прокорме от должности. Как личности — ноль. Чувство стыда им не ведомо. Жажду справедливости не испытывают. Плесень!
Л. Б. Но ведь там, среди «столпов», есть и талантливые люди. Возьмём Валентина Распутина…
Б. М. Возьмём.
Л. Б. И выразим сострадание. У него погибла дочь в авиакатастрофе.
Б. М. Страшная трагедия. Но вот если собраться с духом и задаться не менее страшнным вопросом: нет ли вины самого Валентина Григорьевича в том?
Л. Б. Ну как вы можете?!
Б. М. Могу. У меня сын уже шесть месяцев в тюрьме. Татьяна сострадает ему не ахами и охами, а пишет, печатает статьи о святой необходимости русских сопротивляться изо всех сил оккупационному режиму чубайсов, авенов, кохов, маневичей, шляйферов, браверманов, уринсонов, немцовых, липкиных, малкиных, фридманов и т. д. и т. п. Женщина! Мать!
А мужик, отец Распутин? С его-то авторитетом, мировым именем? Где его внятный, громовой, гневный голос писателя в защиту русского народа? Против грабежа наших русских богатств? Чтоб уж сказал, так сказал! Ну, хоть когда премии получает! Ну, хоть по радио, Ну, хоть в «Советской России», хоть в «Правде»! Да мало ли! А то в заслугу ему возвели «глубокое проникновение в тонкий душевный склад дезертира» и всех «героев» его, среди которых ни одного героя, всё больше мелконький, заурядный народишко.