Занятия любовью. Можно ли это назвать именно так? Для Дерика это было просто санкционированное правительством соитие. Или все же нет? Он ведь подчеркнул, что ему не нужно было соблазнять ее, чтобы раздобыть необходимую информацию.
Теперь уже Эмма не знала, чему верить. Но она решила для себя одно: она всегда будет помнить мгновения, проведенные в объятиях Дерика, как занятие любовью, ибо она восприняла это именно так.
Пустота в душе заполнилась болью, и Эмма не стала с этим бороться. Чем быстрее она переживет эту боль, тем быстрее оставит ее в прошлом. Но потом Эмма фыркнула. Нет, она никогда не забудет: ни единого слова, ни единого жеста. Случившееся стало для нее подарком и вместе с тем проклятьем.
Эмма знала, что, несмотря на ужасную усталость, уснуть ей не удастся. Может, стаканчик-другой хереса поможет? Она зажгла масляную лампу от очага на кухне, затем босиком направилась в гостиную.
Но не успела она дойти до двери, как до ее слуха донесся громкий скрип. Эмма нахмурилась. Так могли скрипеть только стеклянные двери. Неужели Дерик решился пробраться в ее дом, чтобы закончить начатый в лесу разговор? Когда они выходили из погреба, у него было такое мрачное выражение лица, что Эмма поняла: их разговор еще не закончен. Вероятно, Дерик решил не откладывать его до утра.
От стеклянных дверей, ведущих во двор, наверняка было видно приближающееся пятно света. Так что сбежать или спрятаться у Дерика не было никакой возможности.
– Думаю, ты выбрал не слишком подходящее время и место для дискуссии, – громко произнесла Эмма, входя в гостиную и оглядываясь по сторонам. Ее затянутых в чулки лодыжек коснулся прохладный ветерок, огонь в лампе замигал, и его отражение появилось в распахнутых дверях. Однако Дерика в гостиной не оказалось. Здесь вообще никого не было. Брови Эммы сошлись на переносице, когда она осторожно двинулась к дверям.
Раздавшийся в тишине негромкий храп напугал ее так, что она вскрикнула. Храп перерос в громкое фырканье.
Эмма резко развернулась и двинулась на звук, держа лампу прямо перед собой на вытянутой руке, как если бы собиралась защититься с помощью ее света. Она сделала несколько шагов, и впереди, в неясных отблесках затухающих углей камина, показались очертания сидящего в кресле человека. Но в гостиной не было кресел. В этой комнате было много свободного места, потому что здесь любил находиться…
– Джордж! – воскликнула Эмма, бросаясь к сидящему в инвалидном кресле брату.
– Что? Кто? – послышался заспанный голос Джорджа. Он заморгал спросонья и удивленно посмотрел на сестру. – Эм?