– Не отдадим! – крикнул кто-то. – Все отобрали, так хоть Бога оставьте, нехристи!
Толпа на все лады вторила кричавшему.
Сопровождавший попа милиционер побледнел и беспокойно огляделся. Стоявший у телеги бросил папироску и взялся за вожжи. Напряжение товарища передалось и ему. Толпа зашумела, придвинулась к своему батюшке. Со всех сторон потянулись руки к нему, то ли пытающиеся защитить, то ли дотронуться на прощание.
Батюшка повернулся к дверям, над которыми помещался образ Спасителя, перекрестился, поклонился в пояс и сказал:
– Простите меня, недостойного, братия и сестры, ежели что не так…
Кто-то из женщин громко всхлипнул и зашелся слезами. Кто-то заголосил.
Батюшка, тихо творя молитву, направился туда, куда указал ему сопровождающий милиционер. Но по пути милиционера оттеснила наседающая толпа. Увидев это, другой страж порядка двинулся навстречу батюшке и поспешно повел его к телеге, ограждая растопыренными руками от прихожан. Народу у храма собралось не менее двухсот человек – по случаю воскресенья пришли из близлежащих деревень. Настроение вокруг храма накалялось. Милиционер, зажатый толпой, кричал, потрясая над головой пистолетом:
– Разойдись! Стрелять буду!
Но из распахнутых дверей церкви неожиданно вывалилась толпа воодушевленных мероприятием комсомольцев. Они с энтузиазмом тащили наружу иконы, не осознав и не почувствовав покуда настроения односельчан. Вероятно, для них в церкви только что происходило что-то веселое, поскольку и они сами, и сопровождавший их молоденький третий милиционер весело смеялись и добродушно щурились, выскочив из полумрака помещения на солнечный свет. И по инерции, молодые и эгоистичные в своем настроении, не сразу поняли они, что происходит возле церкви. Кровь кипела у комсомольцев, хотелось результата своей деятельности немедленно, сейчас. Прикрывшись иконами, как щитами, комсомольцы продрались к столу, на котором в теплое время года ставили воду для водосвятия и яблоки в Яблочный спас, вскочили на дубовую его поверхность и свистом и криками привлекли к себе внимание.
– Эй, народ! – крикнул вихрастый парень с веснушчатым крестьянским лицом. Он держал в руках образ Сергия Радонежского. – Сколько можно жить во мраке? Кончай религию!
И со всего маху бросил икону на землю. Доска треснула, надломилась посередине.
Народ ахнул и на секунду умолк. Молчание это было нехорошим.
Молоденький милиционер первым почувствовал настроение толпы. Увидел своего товарища, зажатого плечистыми мужиками, стал бочком протискиваться к телеге. Комсомольцам не дали выступить – мужики стащили парня со стола.