Возвращение Ибадуллы (Иванов) - страница 178

— У меня нет времени на пустые разговоры. Если хочешь встретить своих, пойдем со мной. Или приходи сам, но до наступления ночи. Мы в нижнем кишлаке, второй дом от въезда на правой стороне и предпоследний, если итти отсюда. Хозяин — Шарип. Но не ночуй здесь вместе с коммунистами, если не придешь к нам. Уйди от них на ночь и устройся так, чтобы на тебя не пало подозрение.

— В чем? — спросил Ибадулла.

«Наконец-то его проняло, он взволновался», — с удовлетворением подумал Юнус и торжественно сказал:

— Судьба бережет тебя. Вознеси благодарение богу за встречу со мной. Ты мог погибнуть вместе с ними. Они осуждены. Не успеет взойти солнце завтрашнего дня, как их души окажутся в аду.

И гнев и жалость были в сердце Ибадуллы. Несчастный раб, проданный и преданный. И он гордится, глупый и слепой, как нож в руке убийцы. Жалкое человеческое существо, бездомное, без родины, обреченное на бессмысленную гибель.

— Ты все знаешь. А мне пора итти, — небрежно бросил Юнус.

— Подожди. Ты никуда не пойдешь. Ты еще можешь спасти жизнь. Сдайся! — приказал Ибадулла.

— Что?! — вскрикнул Юнус. В его руке оказался нож, он держал его в кулаке, острием от себя. — Предатель ислама! — И Юнус бросился на Ибадуллу, целясь нанести смертельный удар снизу, под ребра левой стороны груди.

Тело умершего от яда историка Мохаммед-Рахима запеленали в широкую полосу чистой, не бывшей в употреблении ткани и отнесли на кладбище. Над могилой возвели маленький острый сводик — согону. Сухая земля родины приняла еще одно тело; покинутое жизнью, оно сделается землей… А сам человек остался жить в умах и сердцах людей.

…Громадное раскаленное солнце беспощадно жгло город, одевая его в две краски, видимые утомленным зрением: в белую — освещенных мест и черную — в тени.

Сафар безразлично толкался в рядах на базаре, присматриваясь к вещам, выставленным в ларьках и в витринах магазинов. Присев на корточки около переносной жаровни, он съел несколько палочек шашлыка, поджаренного на углях.

Сафар посетил и зеленый базар, рассматривал фрукты, пробовал виноград. Заботливо выбрав тяжелую, как пушечное ядро, чарджоускую дыню в желтовато-зеленой коже, рассеченной мелкой сеткой, Сафар тут же съел ее с помощью ножа, предложенного продавцом.

Сафар хотел слушать город, поэтому ходил неторопливо и сам ни с кем не заговаривал. Чтобы лучше запомнить и понять слова людей, не следует их смешивать со своими.

Большой двор базарного караван-сарая был полон ослов, оставленных колхозниками, приехавшими в город. Довольные большим обществом, обычно спокойные, ослы здесь гонялись друг за другом, играли, дрались, не обращая внимания на зной. В тени, опустив головы, стояли лошади. Несколько верблюдов лежали на припеке, откинув большие головы с брезгливо отвисшими губами и полузакрытыми глазами, полные безразличия и презрения к окружающей их шумной и глупой мелкоте.