Голову подними: этот арочный мост деревянный, последние огороды Самарии; эти маски, красками яркими вспыхнувшие под фонарём, исхлестанным ночью холодной; ундина, в платье из шорохов сотканном, дурачится в низовье реки, эти излучающие свет черепа в зарослях гороха и другие фантасмагории − деревня.
По краям дорог – решётки железные, стены, едва сдерживающие кустов и деревьев напор, и жестокие цветы, которые мы бы назвали сердцами и сёстрами, Дамаск, от бессилья проклятьями сыплющий, − владенья феерических аристократий – зарейнских, японских, гуаранийских, ещё способных слышать музыку древних, и харчевни, которым уже никогда не открыться, принцессы и, если ты не слишком устал, астральный этюд − небо. Утро, которым с Ней вы боролись среди искрящихся снегов, эти зелёные губы, льдины, знамёна чёрные и голубые лучи, и ароматы пурпурные полярного солнца − сила твоя.
Bien après les jours et les saisons, et les êtres et les pays,
Le pavillon en viande saignante sur la soie des mers et des fleurs arctiques; (elles n’existent pas.)
Remis des vieilles fanfares d’héroïsme – qui nous attaquent encore le coeur et la tête, – loin des anciens assassins -
Oh! le pavillon en viande saignante sur la soie des mers et des fleurs arctiques; (elles n’existent pas.)
Douceurs!
Les brasiers, pleuvant aux rafales de givre, – Douceurs! – les feux à la pluie du vent de diamants jetée par le coeur terrestre éternellement carbonisé pour nous. – O monde! -
(Loin de vieilles retraites et des vieilles flammes qu’on entend, qu’on sent,)
Les brasiers et les écumes. La musique, virement des gouffres et chocs des glaçons aux astres.
O douceurs, ô monde, ô musique! Et là, les formes, les sueurs, les chevelures et les yeux, flottant. Et les larmes blanches, bouillantes, – ô douceurs! – et la voix féminine arrivée au fond des volcans et des grottes arctiques…
Le pavillon…
Когда не будет ни дней, ни времён, ни существ, ни стран,
Знамя на древке сочащимся мясом кровавым над шёлком морей и полярных цветов (их не существует.)
Вновь из забвенья вернёт фанфары ушедших эпох героизма − которые атакуют ещё головы наши и наши сердца – вдали от ассасинов прошлого —
О! Знамя на древке сочащимся мясом кровавым над шёлком морей и полярных цветов (их не существует.)
Услады!
Угли пожарищ ночных льющихся с неба на ветрах обжигающих льдинками, − Услады! – огни сквозь завесу дождя искрящегося алмазами ветра, из сердца земного исторгнутого и в угль веками для нас превращённого, – О, мир! —
От убежищ забытых вдали и от давно отгоревших костров, которых слышен ещё треск и доносится запах,)