Волнение усиливалось по мере приближения к выходу. Людей поблизости не было, он поплыл размашистыми гребками, уже готовясь поднырнуть, чтобы под водой разминуться с часовыми. Сгустилась темнота, а по-хорошему должно быть ровно наоборот. Допустим, он не в курсе текущего времени суток. Но в пятом часу вечера еще светло, в пятом часу утра — предутренняя серость, какие-то звезды на небе, а если небо затянули тучи (что вряд ли), все равно должна сохраняться какая-то видимость… Но, хоть ты тресни, он ничего не видел! Он чувствовал, что впереди выход, тот уже близко, двадцать метров, десять, восемь… Но перед глазами царила полная муть, глухой светонепроницаемый экран. К черту ощущения, он многое пережил за последние сутки, вот и чудится невесть что. Он должен вырваться! Он нырнул, подался на глубину и вперед, сильными гребками раздвигая водные пласты.
И чуть в лепешку не разбился, наткнувшись на неодолимую стальную преграду!
Лоб горел, искры сыпались из глаз, как из сварочного аппарата. Пуская пузыри, он пулей устремился вверх, вынырнул, хватая воздух. Что за дьявол? Первая мысль — наткнулся на затонувшее в проеме судно. Ага, такая правдоподобная идея — особенно учитывая то, что несколькими часами ранее никакого потонувшего судна в помине не было. Откуда бы оно взялось? Ладно, он может проплыть и по поверхности… Глеб развернулся… и вторично чуть не раскурочил свой череп, наткнувшись на монолитный барьер! Это уже чересчур. То он падает непонятно откуда, то он бьется, непонятно обо что… Хорошо хоть догадался сместить фонарь на макушку! Превозмогая боль в голове и руках, он начал шарить перед собой. Преграда была везде — и слева, и справа — и тянулась, похоже, до самого потолка. Стальная, мощная, неодолимая. Ей-богу, не смешно. Он нырнул, отправился вниз, шаря руками по стене. Не может быть, повсюду была стена! Ему хватило дыхалки, чтобы опуститься на восьмиметровую глубину и удостовериться, что стальная глыба покоится на самом дне и под ней не пролезть! Чертовщина какая-то, и откуда что берется? Он кинулся обратно с раздувающейся головой, вынырнул, развернул фонарь и включил. Он должен все видеть собственными глазами!
То, что он увидел, оптимизма не внушало. Восьмиметровый проход в центральную штольню целиком перегораживала огромная стальная махина — ворота на плавучем батопорте! Обросшие тиной, в живописных разводах коррозии, но такие убедительные, что мороз по коже! Он не мог поверить своим глазам. Эти ворота практически двадцать лет были задвинуты в тело горы, и ничто уже не могло их оживить. Неужели кто-то смазал, отремонтировал, реанимировал генератор в заброшенном машинном зале, приводящий в действие эту штуку? Но это же физически нереально! Здесь все умерло, обросло тленом, ржавчиной, забвением!