Журналисты — вроде бы бундесовские — про меня случайно узнали. А потом какая-то благотворительная контора типа Красного Креста меня у моджахедов выкупила. Не Родина-мать, заметь, а совершенно чужие люди спасли меня от смерти в той поганой яме… Сначала меня, как я понял, цэрэушники крутили-вертели, а потом отстали. И вдруг выяснилось, что и там, на Западе, я никому не нужен. Пособие дали, бумаги какие-то — и все! Куда идти, что делать? Без профессии, без языка… К своим, в Союз, пробиваться? Ну уж хрен! Я у духов в тюряге насиделся, а в СССР, как усатый вождь говаривал, «в Красной Армии плэнных нет — есть только прэдатели!»
Попался в руки номерок «Солджер оф форчун», и пошел я искать вербовочный пункт, в наемники записываться. А что я еще умею, кроме как воевать? Короче, навоевался по самое некуда, до блевоты. Где только черти не носили. Вот теперь сюда, в этот рай гребаный занесли… Такая вот история, Викторович… Нет у меня ни родины, ни друзей, ничего нет. Космополит в камуфляже я… И, если честно, плевать мне все эти годы было, в кого стрелять. А вот когда татуировку на твоем плече увидел, вроде что-то шепнуло мне: «Все, парень, это край… Ты уже своих мочить взялся, а ведь брат этого мужика когда-то без раздумий к тебе на помощь бросился и из грязных лап смерти выдернул! Теперь или долги возвращай, или — пулю в лоб…» Извини, путано я все рассказываю. Но что-то типа этого было… Видно, отвоевался я. Если ты кого-то жалеть начинаешь — ты как наемник кончился…
— Ладно, жалостливый ты наш, — недобрым, уже чуть нетрезвым взглядом посмотрел на Джексона майор, — можешь считать, что слезу ты из меня вышиб. Я даже имени твоего настоящего не спрашиваю. А вот что ты мне скажи — только честно: в русских геологов стрелял?
Над столом повисла нехорошая, какая-то тоскливая тишина. Орехов, исподлобья наблюдавший за реакцией наемника, мысленно проговорил: «Ну что тебе стоит, Джексон рязанский, соврать, а? Ну, соври, скажи, что тебя там и рядом никогда не было… Соври, и я все пойму и на твою сторону встану! Ну?»
— Стрелял. Я командовал группой и первый выстрел сделал я, — с мрачным вызовом наконец-то ответил Джексон. — Теперь ты знаешь все. Или почти все… Хочешь пристрелить меня? Давай, стреляй.
— Да пошел ты… — Майор нетвердой рукой налил по полной стопке, расплескивая золотистую влагу, и подвел итог всем своим еще неясным сомнениям: — Я тебя не знал, не знаю и знать не хочу. И даже не видел никогда. Пусть с тобой вон Мария со своими полковниками разбирается, если захочет. Их земля, в конце концов. Давай выпьем за нашу иногда такую поганую работу. Но кто-то ведь должен ее делать… Пей, рейнджер, за ВДВ пей, за моих боевых пловцов, за Афган, за Чечню, за всех, кто там остался, пей! И я с тобой выпью, хоть ты и сука. А мне плевать. Пей, солдат… до дна!