Голос его приобрел какие-то воркующие интонации.
— Зачем ты бьешь меня? — продолжал он, не обращая внимания на метающего глазами молнии Бадри. — Мне же больно. Я человек, как и ты. Я ощущаю боль. Представь, что ты бьешь себя… Мы едины. Мы все люди. Наши души соприкасаются…
Бадри застыл, ощущая себя как-то странно. Слова этого человека окутывали его, сдавливали мягко, но мощно, как кольца анаконды. Лишали обычного его стремления к импульсивным, жестоким действиям.
— Я тоже человек. — Пленник приблизился к тюремщику и перешел на шепот. — Я мог бы стать твоим другом… Я стану твоим другом… Я стану твоим братом…
* * *
Влад обнял Настю.
— Это надолго? — спросила она.
— Я не знаю… Все очень сложно… Я не могу тебе сказать всего… Пойми, Настюха…
— Я понимаю… — Она прижалась к нему.
Ветер трепал ее просторный модный ярко зеленый плащ, в котором она походила на фею леса. Они стояли около невзрачного «Москвича». Человек за рулем терпеливо ждал. Он будет ждать сколько угодно, не высказывая ни малейшего недовольства. Это его работа — ждать и делать то, что прикажут.
— Папка, а мы море увидим? — дергал Влада за куртку Вовка.
— Увидите.
— А там вода черная?
— Почему черная?
— Так море Черное…
— Море Черное, а вода зеленая.
— В Черном море должна быть черная вода, — озадачился Вовка такой явной несообразностью.
— А в Красном море? — полюбопытствовал Влад.
— Красная… Пап, а…
Машины стояли, прижавшись к обочине трассы, ведущей на аэропорт Шереметьево-2. Это был миг прощания. Надолго? Навсегда?
Настя ко всему привыкла. Она жила, зная, что в любой момент может разбить ее только устоявшуюся жизнь телефонный звонок, и ей придется убираться на другой конец света, бросая вещи, квартиру. Так уже бывало. Этот означало, что у Влада охота, притом охотится не только он, но и за ним. Рядом с охотником, когда он вышел на след, не должны идти женщина и ребенок. Они должны ждать в теплом и сокрытом от чужих взоров убежище. Еще она знала, и это знание наполняло ее холодом, что однажды может случиться так, что придут хмурые люди и скажут: «Влад не вернется. Он был хорошим солдатом». И она молилась, чтобы этот миг не наступил. И чтобы миновала их чаща сия. Единственно, чем она могла помочь самому дорогому человеку на земле — это молитвами.
— Вовку держи в ежовых рукавицах, — с напускной серьезностью напутствовал Влад.
Вовка тут же начал толкать свою старую теорию, что в ежовых рукавицах должны быть ежи.
— Ладно… Вам пора.
— Влад… Будет очень горячо?
— Не горячее, чем на сковородке.
Они стояли, обнявшись, еще долго.
Время вышло. Влад еще раз подбросил на руках Вовку, усадил его в машину, крепко сжал руку Насти. Кивнул водителю.