Правду ли говорил сейчас «их благородие» или актерствовал? Был ли, нет ли у него сентиментальный друг-полковник? Это сейчас неважно, а сообщил мне Актер следующее: после захвата заложников руководство силовых ведомств оказалось в некотором ступоре. Отдать приказ на штурм очень рискованно — смерть детей неизбежна. Выполнить условия террористов тоже невозможно, в течение суток вывести из их мятежного края войска и предоставить независимость — дело нереальное. А к месту трагедии, точно стервятники, слетелись телевизионщики, репортеры, правозащитники, «иностранные гости», разумеется. Таким образом, за двое суток никакого решения принято высшими лицами не было. А в заминированном здании между тем кончилась вода, продукты, некоторым террористам, законченным наркоманам, дозу «дури» подавай. Нервы у всех на пределе. Либо кто-нибудь из заложников потеряет голову, наплюет на все и вся и с голыми руками бросится на захватчиков, чем спровоцирует взрыв здания, либо у какого-нибудь наркомана-боевика нервы сдадут, и опять взрыв… Руководство чешет затылки, а полковник, друг Актера, понимал, что на исходе вторых суток счет пошел даже не на минуты, а на секунды. И на собственный страх и риск спровоцировал пиротехнический взрыв под окнами террористов. Те немедленно открыли огонь из окон, не по заложникам, по отвлекающей группе, прикрытой броней. Ну а полковник поднял на штурм своих людей, ибо после того, как террористы начали стрельбу, штурм начинался автоматически без приказа свыше. Многих тогда спасли, многие погибли. Но привести в действие взрывные устройства террористы не успели. Кого-то снайперы сняли, кого-то в первую же минуту накрыли штурмовики спецназа. Полковник и его подчиненные рассчитали и подготовили операцию — дай бог! А если бы взрывы грянули — вся школа стала бы большой братской могилой. Такую версию тех, уже далеких трагических событий, я слышал и ранее, «их благородие» Америки для меня не открыл. Может, и так было, может, и нет. Но, главное, полковник был по-своему прав, спровоцировав террористов и начав необходимый штурм. Уж не Пловец ли тем полковником был? Нет, Пловец молод, пожалуй, для полковничьих погон. Интересно, что я именно о нем, о Пловце, подумал, когда слушал Актера.
— Полковник рыдает, говорит, может, минут через пять в верхах нашли бы выход, договорились, и все ребятишки бы живы остались. Я его успокаиваю: «Нет, не договорились бы верхи, все одно — штурмом, смертями кончилось все… Главное, ты сделал все, что мог, здание взорвать не дал, заложников спас. Да, не всех!» Потом полковник еще водки выпил, успокоился, и я спросил его: «Ну а сегодня, не дай бог, случись такое, вновь предпринял бы такие действия?» «Так точно», — ответил мне мой друг. Более мы этой темы не касались.