Внучка Берендеева в чародейской академии (Демина) - страница 159

Кирей отер бледное лицо ладонями.

— Лучше бы она меня первым… никто бы сильно переживать не стал.

— Дурное говоришь.

— Какое уж есть… я тогда… отца вот я любил, да и только… а Егоза… как кусок души с ним схоронил. И все бы отдал, чтобы вернуть. Не только я… остальные… Зослава, тебе не верят не потому, что ты плохая, но… мы такие. Мне хотелось, чтобы ты поняла… ты, я вижу, веришь легко. Слишком легко.

За легковерие меня еще не укоряли, да и бабка завсегда учила, что надобно людям верить, что без того не будет мира ни в доме, ни в селе, ни в царствии. А выходит, что в жизни оно все иначе.

Когда б верили царевичи нашие всем да каждому, то и не дожили до своих годочков.

Но спросила я не о том:

— И кому мне верить не надобно?

— Кому надобно или не надобно верить — это только тебе решать, но, Зослава, прежде чем верить, человека узнать следует… да только от темы мы отступилися. Как-то сложно с тобой беседовать.

— Это с чего б?

Я ж молчу.

Слушаю вот тихенечко, думаю о своем… о том, что жалко мне тую девку безымянную, с глазами ее синими, с косами золотыми. Небось, не умом она думала, кому там верить, а кому — нет. Сердцем. А сердце то отдала человеку негодному, который и розум заморочил, и волюшку отнял… бывает такое с бабами, чтобы за-ради великой любови босиком до по углям пройтися.

Вот и пошла.

А я бы… неужто за-ради любого лишила бы жизни кого? И не ворога, но человека невиновного…

Не знаю.

И оттого вновь мне страшно, будто бы разверзлось то болотное неохватное озеро во внутрях моей души.

— Да решил я говорить об одном, а вышло, что обо всем и сразу. — Кирей встал близехонько, так, что ажно как-то и неудобственно от этакой близости, он же знай усмехается во все зубы. — К слову о вере, Зослава, мой племянник говорил тебе, что, когда бежал, троих на тот свет спровадил?

— Что?

— Не подумай, что я осуждаю. — Улыбка стала шире, и клыки азарские были хорошо видны. — На войне всякое случается, только… ты совершаешь ту же ошибку, что и многие женщины. Жалостью проникаешься. А жалость опасна. Будь осторожней, Зослава. И тогда, может быть, выживешь.

— Да что вы все меня пужаете!

Аж злость взяла.

И на него, развеселого такого. И на Арея… ни словечком ведь! Троих… и были те трое повинны смерти аль нет — не мне решать. Но только имела я полное право знать о них.

И об чем еще он не сказал?

И почему?

— Пуганые живут дольше, — серьезно ответил Кирей. — Мы ведь не нашли того… любвеобильного царевича, которого будто бы царев камень признал бы. А девка… после первого допроса вены себе вскрыла. Зубами. Чтоб, значит, милого не предать…