— Зослава… — Арей подвинулся поближе.
— Чего?
— Ничего… убирай свой щит.
Ага… я б радая была, оно-то понятне, что ниточку ту, которую я спрятала, вытянуть надобно и распустить узору, да только ниточки энтой будто и нету. Я и так глядела, и этак, и боком, и раком, едва ль не носом в щит влезла. Он-то стоял себе… а ниточки нема.
Пробовала иные тронуть — так загудели… и только.
— Не могу, — вынуждена была признаться я.
— Просто перережь основную нить.
— Так я еще уже давно того… ну, перерезала…
— Как давно?
Щит покачивался, стукался об стенки возка, издавая при том звук глухой, костяной.
— Ну… как поставила, так и сразу…
— Зослава!
— Чего?
— Ничего… Кто тебя учил обрывать заклятья? Вот скажи, чем ты думала, а? Любое заклятье нуждается в постоянной подпитке. Без подпитки оно саморазрушается…
Так это ж хорошо! Значится, щит мой тоже саморазрушится.
Когда-нибудь.
Надеюся, до нонешнего вечера еще, потому как спать в возку еще и со щитом вовсе неудобно будет.
— И без удерживающего контура… разве что… ты нить просто обрезала?
— Неа. Я ее… узелочком завязала.
— Узелочком…
— И под другими пропустила. Я всегда так делаю, когда вышиваю.
Лицо Арея сделалось задумчивым-презадумчивым. Вперился в щит. Глядит, а меня и не замечает, будто вовсе тут нету.
— Будем считать, что ты стабилизировала контур… — Он хмыкнул. — Если предположить, что щит изначально заклятие низкой энергоемкости…
Ну пошел по словесям гулять.
Нехай себе.
Ему, может, со словесями привычней, как от мне с иглой… а славно подумал… Интересно, что щит у меня из красных нитей вышел, огневой будто бы… да только есть в нем места, узором не затянутые… туда так и просятся завитки, только не красные…
Зелень?
Нет, зелень не пойдет… и синий — не то, а вот белый, крыштальный… чтоб с искрою.
И я добавила пару нитей. Узор вышел красивым.
— …и вместе с тем внешнюю энергию он не только гасит, но и поглощает… Зослава, вот что ты сейчас сделала, а? — А голос ласковый-ласковый, как у бабки моей, когда она вопрошала, где это я загулялася до позднего вечера. И вопрошать вопрошает, а крапиву за спиною прячет, подбирается, чтоб по ногам хлестануть.
— Ничего. — Я смутилася.
И от Арея отползла к самое стеночке возка. Щит колыхнулся и встал полукругом. Крепко так.
Арей же глядел с укоризною.
— Ну… так оно красивше. А то ж сам видишь, что ось тут дырки были. — Я пальцем ткнула. Узор вышел чудесный, дивный, хоть и непонятный. Не кветки с птахами, как оно привычно мне было, а линии, одни пряменькие, другие — волнами. Кругами.
Завитушками.
Этакие, помнится, Люциана Береславовна на бумаге рисовала.