– Не надо бы… Людей угробишь… да.
Он обращался к капитану «Чайки», стоявшему перед ним в элегантной белой форме, с белою же фуражкой на голове, словно целая папироса перед гнутым половинным бычком.
– Иван Андреевич! – нажимал его собеседник голосом, – Это не ваша сфера компетенции. Как вам еще объяснить? Отойдите, нам надо начинать посадку.
– Да не надо вам… ну что ты… ну не видишь, твою мать, что ли? Совсем, это самое, не чуешь?
– Иван Андреевич, я сейчас позову охранника!
Хрипун с досадой бросил курево и затоптал.
– Давай, умелец, посади народ в воду! Давай, поглядим мы на твое, это самое, искусство.
И он совсем уж собрался уходить, как вдруг архимандрит обратился к нему:
– Иван Андреич, что за проблема?
Тот повернулся и первые пять слов сказал матерно. Потом вежливо подошел под благословение. Потом разъяснил:
– В море выходить бы не надо. Можно это самое… напороться.
Белоснежный капитан перебил его:
– Чушь! Прогноз благоприятный. Я второй год здесь работаю, понимаю кое-что.
Хрипун харкнул в воду.
– Понимает он, да.
– А все-таки, Иван Андреич?
– Прогноз, это самое, прогнозом, а море портится, да.
– В каком смысле – портится?
– А в таком, что ветер плохой и небо тоже плохое… Но я так чую, тут всем по и до. Так давайте, это самое… понятно что.
И ушел.
Архимандрит задумчиво произнес:
– К местным надо прислушиваться. Пожалуй, не стоит искушать Бога… – С этими словами он отступил от сходней.
Соловецкое начальство сейчас же юркнуло к нему за спину. Фундаментальный профессор пожал плечами:
– У меня жена.
Тоже отошел. И добавил, будто извиняясь перед кем-то:
– Сама не проживет, пропадет без меня.
Вице-губернатор молча и солидно присоединился к оставшимся. Мол, раз таково мнение народа…
Капитан «Чайки», изменившись в лице, залопотал:
– Не думаю, что мы сможем вернуть всю сумму, выплаченную…
– А я пойду на Анзер! – звонко произнес адмирал.
Улыбнулся.
– Мундир обязывает… да и не бывал там никогда, интересно мне.
Ситников остался с ним. А больше – никто.
19 июня 1944 года. У входа в Конгс-фьорд
…Двадцать часов спустя умер политрук. Видно, не одна только челюсть была у него повреждена.
Из аккумуляторного отсека доложили: у двоих матросов тяжелое отравление. Что им ответить? Хорошо, хоть пожара нет – для вящей полноты.
Ситников, не переставая, молился вполголоса. Ему едва остановили кровь. Когда с него содрали старые бинты, он зашипел, как рассерженный кот, а потом возобновил молитву – ровно, не меняя ритма, точь-в-точь хорошо налаженный дизель. Новые бинты скоро вновь придется менять.
Вот уже шесть часов, как в хозяйстве акустика полная тишина. Чужих шумов нет. Где сейчас немцы, ушли они или затаились, Бог весть. Но всплывать – пора, очень пора всплывать, иначе весь экипаж передохнет от отравления. К тому же наверху сейчас ночь…