— Какой ответ ты хочешь услышать? — уточнила она сухо.
— Правду, Эмма, — тихо приказал киашьяр.
— Подожди, Клант! — воскликнула девушка. — Что это значит? Какое ты имеешь право?.. Я не должна перед тобой отчитываться!
— Эмма, отвечай! — рявкнул Клант.
— Да как ты?!.. — Эмма отбросила повод коня, подскочила к кишьяру и, ткнув его кулачком в грудь, просопела: — Не смей мне указывать, Клант! Ты мне никто! Кем ты себя возомнил? Моим отцом? Братом? Мужем? Найди себе другой объект и воспитывай! Я отболела тобой очень давно, так что дай мне дышать свободно! Слышишь, Клант!
Напоследок девушка как следует толкнула легарда плечом и прошла мимо, хмуро сказав:
— Никогда и ни при каких обстоятельствах я не буду обязана говорить тебе, с кем я провожу дни и, тем более, ночи! Это не твоя забота! Ищи себе другую игрушку и ставь опыты на ее сердце, а меня оставь в покое. Трумон или не Трумон… Ты только сейчас вдруг решил влезть в мою личную жизнь? Тебе в ней места нет, так что оставь вопросы при себе.
Мужчины всегда недооценивают влияние женщин там, где предпочитают их видеть.
«Краткий курс придворного флирта, том первый»
Я старалась не оборачиваться, чтобы не дать Кланту каплю власти над собой. По щекам градом текли слезы, но я не позволила себе ни короткого всхлипа, ни предательской дрожи в плечах. Легард мог подумать обо мне все, что угодно, но только не то, что перед ним слабая, даже жалкая пустоголовая девица.
«Будь сильной! Сейчас это самое главное!»
— Эмма! — окликнул Клант, но я не обернулась.
«Вот еще! Все мои беды и так из‑за тебя!»
— Эмма…
Он никогда и ни с кем не считался, словно окружающие были лишь фигурками в его игре, а киашьяр возомнил себя тем, у кого есть право приказывать. Очень со многими это проходило. Иногда, когда ему было скучно или легарда одолевала лень, он разрешал мне увериться в том, что я так же могу командовать. Очень редко.
За маской весельчака и балагура скрывался грозный противник, знающий почти все ходы наперед. Не обманешь и вокруг пальца не обведешь. Да я никогда и не пыталась. Зато Клант с успехом вил веревки из меня, за столько лет в клочья растрепав и наново собрав мою душу. Лоскутки трепыхались, как пластинки забавного карнавального веера. Каждая хотела своего, будто во мне боролись я «прежняя» и «нынешняя».
— Эмма.
Наглый и беспринципный мальчишка!
Плевать, что по меркам легардов ему уже почти восемьдесят шесть. Разве это возраст? Ведет себя и выглядит киашьяр на человеческие двадцать семь или чуть больше. В этом возрасте я закончу вторую ступень Академии и смогу начать практику.