Его мысли сжались в комок перед беспощадным напором и какофонией чуждого разума, более древнего и жестокого, чем всё, что он видел раньше. Разума, не похожего ни на что другое. Левиафан был сильнее Бегемота и опаснее Кракена. И, что ещё хуже, Варрон ошибался. Здесь, среди голода, был разум, истинный разум, неистовое самосознание, сжигавшее все предположения и клочья его знаний о тиранидах. И этот разум его ненавидел. Он хотел возмездия. Он хотел его. И впервые в жизни Варрон Тигурий ощутил, как внутри него шевелятся отголоски страха. Такое существо не победить. Его воля была ничем по сравнению с мощью Разума улья. Он поглотит его, затем Кантипур, а затем весь субсектор. Такое существо не остановить. Падёт даже Святая Терра.
Нет!
Тигурий отверг эту мысль, едва она появилась в его разуме. Терра не должна была — не могла — пасть. Он сфокусировался, глядя сквозь кошмар во тьму. Он слышал голос посоха, хотя тот и был далеко. Посох шептал, и библиарий закрыл глаза, пытаясь услышать его, а не готовый поглотить воина ужас. Он ощутил жар и свет Астрономикона, услышал песню, нарастающую в разуме — сначала тихую, но становящуюся всё громче.
Тигурий потянулся к ней, утопая в холодной голодной тьме, и ощутил свет величия Императора так же ясно, как кончики своих пальцев. Такой ли свет чувствовал Малкадор в день, когда занял место Императора на Золотом Троне? Ощутил ли Сигиллит на себе свет Астрономикона в день, когда пожертвовал жизнью во благо Империума? Шёпот нарастал, наполняя разум, изгоняя сомнения и страхи. Малкадор отдал жизнь за Императора — как Тигурий мог сделать меньшее?
Он изо всех сил вцепился в этот свет и направил его вперёд, во тьму. Раздался вопль, похожий на крик испуганного животного, когда тень в варпе встретилась с ослепительным светом путеводной звезды человечества, а затем тяжесть исчезла, и он вновь смог дышать. Глаза Тигурия распахнулись, и он увидел, как ксенотварь тяжело пятится назад, тряся головой. Грязный дым поднимался от черепной коробки, и библиарий чуял запах прогорклого горелого мяса. Он вскочил на ноги.
Действуя инстинктивно, он схватил болт-пистолет и бросился на чудовище, уцепился за панцирь и запрыгнул на него. Тварь шаталась, пытаясь стряхнуть незваного седока, но всё было бесполезно. Тигурий воткнул ствол болт-пистолета в открытый мозг и выпустил внутрь всю обойму. Туша твари содрогнулась, она сделала неуверенный шаг вперёд. А затем, свистя и скуля, рухнула, обрушилась на улицу с такой силой, что расколола камни. Тигурий откатился в сторону.