— Вы долго пробыли на фронте?
— С четырнадцатого года.
— И ранены были?
— Дважды… В плечо и в ногу.
— А ордена имеете?
— Георгия.
— Ого! А сейчас вам очень нужна работа?
Она подумала: «Деньги…»
— Если не устроюсь, то не знаю, что и делать. Уже почти все продал.
Вера Васильевна была первым человеком, с которым с такой простой откровенностью говорил Сверчков.
— Думаю все-таки, что устрою вам что-нибудь… Рублей на двести… — Вера Васильевна еще ближе склонилась к Сверчкову и пальцами чуть-чуть коснулась его пальто. — Завтра… Нет… лучше послезавтра, вечером, заходите ко мне домой. Хорошо? Вот я вам сейчас запишу адрес. Я думаю, что так часов в восемь…
Вера Васильевна вышла на звонок сама. В темной просторной передней она куталась в мягкий старушечий платок, выжидая, пока Дмитрий Александрович разденется.
— У нас сегодня холодно, — говорила она чуть капризным тоном, который должен был, по-видимому, звучать как извинение.
Дмитрий Александрович был доволен тем, что Вера Васильевна принимала его в одиночестве. Он боялся встретить здесь шумное собрание, хуже всего — тех самых офицеров без погон, которые стояли у стен в конторе «Белого Креста» на Литейном. Хотелось, чтобы опять она стояла, наклонившись к нему, говорила, расспрашивала и пальцами касалась его плеча.
В большой столовой был угол, заменявший гостиную. Может быть, это был результат экономии топлива, потому что квартира была велика и пустынна.
Дмитрий Александрович курил в кресле. Вера Васильевна, полулежа на кушетке, допрашивала его о фронте, о родителях, об университете, о разных мелочах, о которых считается уместным расспрашивать малознакомого собеседника.
Дмитрий Александрович с особым старанием отыскивал казавшиеся ему в этот момент наиболее правдивыми ответы. Само собой вышло, что он стал прибедняться. И детство было сурово, и студенчество — в нужде. Не размышляя, подсознательно, покоряясь этой женщине, он ставил ставку если не на ее жалость, то на сочувствие. В конце концов ему самому стало жалко себя, и вдруг, убоявшись, как бы проситель не убил в глазах этой милой женщины мужчину, он встал и, шагая по комнате, стал говорить, как закаляет такая жизнь и насколько легче такому человеку в самых суровых, предательских условиях. С новыми мыслями появился и новый тон, слегка хвастливый и фатоватый. А вслед за тем пришло желание узнать, не нашло ли уже отклика у этой женщины его невольное тяготение к ней.
Дмитрий Александрович стал кружить по комнате. Это был нехитрый маневр. Он то уходил в дальний угол, то подходил к кушетке. Попутешествовав, как ему казалось, достаточно, он, как будто в пылу разговора, жестикулируя, подсел к ней на диван. Вера Васильевна сейчас же изменила позу, сев вполоборота к Дмитрию Александровичу.