К концу беседы она поняла, что эта кроткая женщина может служить разве что источником сведений, но разбить союз короля и кардинала не сумеет. И даже не попытается, потому что это пойдет во вред Ришелье. Она просто не поймет, чего от нее добиваются. И даже большие деньги окажутся бессильны. Впрочем, сведения — тоже великое дело, и Люси пообещала помогать Мари-Мадлен в ее благотворительных начинаниях.
— Даже если я дам сто экю на приданое какой-нибудь сиротке, лорд Элфинстоун не обеднеет, — заявила она верной Уильямс. — А мне уже пора сделать что-нибудь такое, что добрый Господь принял бы в зачет моих грехов — прошлых и будущих!
— Этот недомерок опять крутится возле дома, — сообщила кормилица. — Надо бы как-то от него избавиться…
— Это я и имела в виду!..
Пять минут спустя появился Анри. Был он мрачен, и Люси сразу пустила в ход испытанное средство — горячий шоколад.
— Что вас так расстроило, мой друг? — участливо спросила она.
— Я не справляюсь с заданием, — буркнул де Голль.
— С каким еще заданием?
— С тем, ради которого вы меня вывозите в свет.
— Ах, да, понятно!.. Но у вас ведь есть и другая причина для плохого настроения? — Люси сказала это наугад, но де Голль посмотрел на нее с удивлением.
— Неужели так заметно?!
— Боюсь, что да, мой друг, — заворковала англичанка, посылая ему грустную улыбку. — И у меня есть своя причина для тревоги. Я ведь появилась в Париже не только ради веселья и хождения по салонам. Я бросила мужа, господин де Голль, я просто-напросто сбежала от него! Я больше не могла с ним быть… Я боялась за свою жизнь!
— Но почему?!
— Граф безумно ревнив. Я — светская женщина, господин лейтенант, я не могу прятаться от людей. Я не могу сидеть в углу гостиной, как статуя, я не могу одеваться, как его матушка, и вести себя, как монахиня!
Ох, сильно бы удивился лорд Карлайл, узнав о своей безумной ревности! Узнай он, что отъезд супруги в Париж на самом деле был бегством, тоже крепко почесал бы в затылке. Граф предоставил Люси полную свободу, в том числе и свободу от своей финансовой поддержки.
— Он вам угрожал? — мрачно поинтересовался де Голль.
— Разумеется, угрожал. У него есть превосходное средство наказать женщину так, что никто ничего не заподозрит. Мой злосчастный муж выращивает породистых охотничьих собак! Ему ничего не стоит натравить на меня стаю, а потом отозвать ее! Я останусь жива, но во что превратятся мое лицо и руки? Во что превратятся шея и грудь? — Люси нарочито медленно прикоснулась пальцами к своей шее, затем к груди. От ее внимательного взгляда не ускользнула мелькнувшая при этом искорка интереса в глазах Анри, и она заговорила еще более вдохновенно: — И я не смогу доказать злого умысла! Псы вдруг словно взбесились, с собаками такое случается. А может быть, им не понравился запах моих духов — бывает и такое. Даже если я докажу, что псов нарочно натаскали бросаться на женщин, чем мне это поможет? А мое уродство останется при мне.