Поцелуй был коротким и головокружительным.
— Но, Люси… мое сердце занято… я всегда был верен…
— Я знаю… я могу дать вам только это… совсем немного любви… не бойтесь, это — лучшее лекарство… и для вас, и для меня…
Анри уже и сам поверил, что близость с леди Карлайл может заглушить сердечную боль. И он больше не возражал.
Люси торжествовала!
Как это часто с ней случалось, азарт помог воспарить ввысь и добиться от тела головокружительного наслаждения.
Анри, увлеченный ею, понял наконец, что верность лишь мешает насладиться местью. Он ощущал себя зверем, который сидел в клетке, причем сам же эту клетку для себя и выстроил, и вдруг вырвался на свободу. И все у него в голове перемешалось — наслаждение свободой, страстью, телом красивой женщины, местью, наконец!
Он не знал, сколько длилось это безумие. Опомнился понемногу — лежа на спине и рассеянно поглаживая по голому плечу прижавшуюся к нему Люси.
— Ты был великолепен… — прошептала она.
— Ты тоже…
Люси была довольна. Однако следовало возвращаться с небес на грешную землю. Насколько Люси знала мужчин, после вспышки страсти им необходимы молчание и отдых, и лучше всего — вприкуску с хорошим сыром, с бисквитами. Да и стакан вина тоже будет кстати.
И сыр, и бисквиты, и бутылка вина были приготовлены заранее. Люси выбрала розовое анжуйское — оно, на ее взгляд, очень гармонировало с любовными радостями. Поднос с угощением она поставила прямо на постель, сама резала сыр на кубики и кормила де Голля.
— Знаешь, за что мы выпьем? — спросила она. — За наш союз, оборонительный и наступательный. Ты согласен?
— Согласен…
— Тогда скажи, чем я на самом деле могу тебе помочь? От того, что я таскаю тебя по салонам, пока проку мало, не так ли? Если я буду знать, почему ты получил такое странное поручение, то смогу действительно быть полезна, а не служить театральной декорацией.
Анри подумал… и рассказал ей все, с самого начала, с той ночи, когда он услышал в «Шустром кролике» спевку уличных мальчишек. Он даже напел мелодию, он даже исполнил один куплет, чтобы Люси поняла, о чем речь.
— Ты говоришь, кардинал твердо решил засадить сочинителя в Бастилию? — уточнила англичанка.
— Тут уже не о сочинителе речь, а о заказчике, — поправил ее де Голль. — Сочинитель, очевидно, Адан Бийо. Если аббата де Гонди, который в этом деле явно посредник, прячет в Лувре то ли герцог де Бельгард, то ли сам распорядитель королевского двора, то нетрудно представить себе заказчика. Не удивлюсь, если им окажется, например, Гастон Орлеанский. Он достаточно труслив, чтобы загребать жар чужими руками.