По мнению Максима, автопортрет должны были окружать два пейзажа. Сами по себе эти пейзажи выглядели замечательно. Сочные, яркие, живые. Но рядом с автопортретом должно было находиться что-то, что каким-то образом либо подчеркивало бы, либо уравновешивало внутреннюю напряженность.
— Что? — спросила она себя, мысленно перебирая картины, которые знала уже назубок.
Это ощущение — что здесь должны висеть другие работы — не покидало ее с первой минуты. И, останавливаясь всякий раз возле этой стены, она снова чувствовала неудовлетворенность. А что, если попробовать перевесить пейзажи на другое место? Вопреки желанию автора. Не слишком ли много она хочет взять на себя? — подумала Светлана. А все же? Если попробовать? В конце концов всегда можно все вернуть на прежнее место. Она решила посоветоваться с Даней. Тот с сомнением покачал головой.
— Ну посмотри сам. Здесь — сумерки, тон приглушенный. И здесь тоже. Они гасят автопортрет. Давай попробуем что-нибудь другое.
— Что именно?
— Из второго зала. Где куст с птицей и натюрморт с маской и оружием. Помнишь? С одной стороны будет эта маска — черные прорези глаз, рта, под ней — копья, стрелы, щит — все такое ритмически напряженное, острое, резкое. А с другой — куст и птица.
— Ну конечно, помню, — кивнул Даня, размышляя. — А почему именно их?
— Не знаю сама. Внутренний голос подсказывает.
— Не слишком ли много символики получится? — спросил Даня, когда они прошли во второй зал, и он более внимательно принялся разглядывать картины, на которые указала Светлана.
— В этой стране нет ни одной вещи, лишенной символики. Посмотри на любой узор циновки, на любую вышивку — все они делаются, чтобы защититься от злых духов. Каждая насечка на ноже — целая история. Зрители здесь иначе рассматривают картины, чем, скажем, в России. Правда?
— Правда, — кивнул Даня, вспоминая просмотренную накануне книгу о работах африканских художников.
— Думаю, это не покажется навязчивым. Давай попробуем завтра. Если что — перевесим на прежнее место, — повторила она.
На том и порешили.
— Ты сейчас куда? — спросил Даня.
— Хочу пойти порисовать на базаре. Там такие колоритные торговки рыбой. Что они ухитряются соорудить на голове из куска ткани — уму непостижимо. А ты?
— На берег океана. У меня остался незаконченным этюд с рыбаками.
— Я там утром уже делала наброски, — улыбнулась Светлана. — Они плавают на этих узких, как ножи, лодках с такой ловкостью!
— А я проспал, потому что ночью смотрел, как танцуют. Под утро не выдержал, ушел. А они все еще танцевали.
— Тогда я после своих торговок схожу туда. А это... — Она замялась, хотела спросить «не опасно ли», но поняла, насколько неуместно может прозвучать такой вопрос здесь. Они ходили где угодно и когда угодно. Ни разу она не видела не только злого, но даже раздраженного или просто недовольного чем-то человека.