Страсти между Гарри и Огастой так накалились, что они почти никогда не разговаривали друг с другом спокойно. Они ругались (или он удалялся), но не садились изучить факты и вместе как партнеры поискать новые возможности для организации своего времени по-другому. Когда Гарри произносил фразу: «Я должен задержаться на работе допоздна, чтобы закончить проект», – диалог прекращался. Они никогда не занимались подсчетами с целью понять, как можно изменить финансовый график, чтобы хватало на семью, но при этом не видели других вариантов. Например, могли бы они сократить некоторые расходы, чтобы Гарри мог работать меньше и приходить домой к ужину? Предпочла бы Огаста работать больше, пусть даже ее зарплата была меньше, чем у Гарри? Можно ли найти нестандартные решения по поводу того, кто чем будет заниматься, в результате чего каждый из них получил бы больше того, чего ему хотелось? И вообще, чего же каждый из них на самом деле хочет?
Огаста и Гарри никогда не сосредоточивались на самих себе в достаточной степени, чтобы разобраться в собственных ценностях и убеждениях. Действительно ли Гарри, например, хотел идти по стопам своего отца и строить карьеру в ущерб семье? Каким отцом и мужем он хочет быть? Практически невозможно понять, что действительно важно, когда вы растрачиваете энергию на реагирование на партнера. Проблема была не в том, что Гарри и Огаста недостаточно умны и сообразительны, чтобы продумать эти вопросы. Но оба они были так привязаны к непродуктивным моделям поведения, что не давали себе возможности даже задать эти вопросы, не говоря уже о том, чтобы найти ответы на них.
Гарри, со своей стороны, отстранился и только защищался. Отстранившись, он перестал делать любовные и ласковые шаги навстречу жене. Заняв оборону, он слышал только ту часть ее критики, с которой не был согласен, а не прислушивался к той части, с которой мог бы согласиться. Он слушал не с намерением понять, а скорее, чтобы опровергнуть то, что считал преувеличением или неточностью. Он по понятным причинам был расстроен, что его огромные усилия в роли кормильца не ценят. Ему казалось, что в этих двух разных мирах – на работе и в семье – от него ожидают так много, что он никогда не сможет удовлетворить всех. Чувствуя себя осажденным со всех сторон и недооцененным, он замкнулся.
Но самое главное – Гарри ощущал, что не способен сказать Огасте, что ее критика беспокоит его, что ему невыносимо постоянно чувствовать, что его анализируют и оценивают. Он так и не нашел в себе голоса, чтобы сказать: «Я хочу, чтобы ты нашла другой способ поговорить со мной о важных проблемах, потому что у меня ощущение, будто я тону в море негатива. Я буду лучше слышать тебя, если ты отнесешься ко мне с уважением». Вместо того чтобы прояснить эту позицию и отстаивать ее столько, сколько потребуется, Гарри позволил Огасте заходить все дальше и дальше. Затем он стал игнорировать ее жалобы, например, «забывая» позвонить, когда задерживался на работе. Он не отрывал глаз от газеты или телевизора, когда Огаста начинала ссору. Когда же она обвинила Гарри в пассивно-агрессивном поведении, он замкнулся еще больше. И самооценка Огасты снизилась, когда она обнаружила, что становится типичной сварливой женой.